Да, неудачницы, и не только Джованна, которая почти не изменилась, осталась такой, как и была, выглядела жалко, вынашивая свои идеи, но и все остальные. Да ты только посмотри на них, подумала Тутти, вылизанные и украшенные драгоценностями, например, Дэда, которая уже начала подумывать о лифтинге, а может, и уже сделала, на который она — Тутти — не согласилась бы даже под пыткой. Или Мария-Луиза, которая виляет хвостом перед Дэдой, словно маленькая домашняя собачонка. Или Лючия, которая абсолютно точно еще до завтрашнего вечера расскажет мне, сколько раз она трахается и как она счастлива. И что здесь делает Аманда, которая уже устала от всего этого до смерти, но слишком хорошо воспитана, чтобы показывать это.
Неудачницы. А я? Мне тридцать восемь лет, у меня двенадцать килограммов лишнего веса, лицо так себе, без детей и без всяких перспектив иметь их когда-либо, я что, лучше них?
На этот вопрос ответа у нее не было. И она продолжила слушать подруг, сидящих в гостиной виллы.
К счастью, Джованна нашла других жертв, отошла от Тутти, и она развалилась в мягком кресле с рюмочкой белого портвейна, которую ей подала Лючия.
Как Тутти и думала, подруга довольно громко начала посвящать ее в детали своей сексуальной жизни последних лет.
Аманда присоединилась к ним, была остроумной и веселой, как обычно, странно, но Тутти почувствовала легкий укол вины. Она знала из бутиковских сплетен, а сплетницы в бутиках были очень внимательны к подобным историям, что муж Аманды потерял голову от одной миланской брокерши, к которой бегал, едва представлялась возможность.
Бедняжка Аманда, сможет ли она с таким наигранным весельем выдержать перипетии своей жизни?
Тутти повидала столько женщин, у которых брак пошел прахом, что, может, еще и поэтому не оплакивала свою судьбу и свое незамужнее одиночество. Дети… хорошо, но их можно сделать, ответила она колкостью на колкость Лючии, чем рассмешила обеих.
Чуть позже подошла Дэда, оставив Марию-Луизу наедине с Джованной, так сказать, принеся ее в жертву Джованне без зазрения совести.
Тутти наблюдала за ними, сидящими у камина; говорили они, казалось, о чем-то очень серьезно, и это что-то их обеих увлекало. Но потом до ее уха долетели слова «глобализация» и «Виттгенштейн», Мария-Луиза пару раз посмотрела в ее сторону, бросив умоляющий взгляд и одновременно продолжая вертеть в руках бокал.
А вот Дэда внешне была веселой, вечер принял пикантный оборот, едва она начала рассказывать забавные истории об их общих знакомых.
