— Дедушка Овтай, кончай озоровать! — сурово пригрозил он кому-то. — Али своих не узнаешь?
И чуть ли не по мановению его руки раззявленный рот неведомого великана, немного пошамкав челюстями, захлопнулся, лес расступился, и перед нами возникла знакомая поляна, посреди которой стояла не замшелая домовина на сваях, а потемневшая, но еще крепкая изба с высоким крыльцом под устланной зеленоватым мхом крышей, увенчанной лосиными рогами.
Единственный обитатель этого незнамо откуда появившегося лесного жилища распахивал для нас покосившуюся дверь, поводя по сторонам внушительных размеров пористым носом, каждая ноздря которого напоминала сопло ракеты, забытой на стартовом столе и поросшей белым мхом. Такое же подобие мха покрывало и пестреющую коричневатыми пятнами морщинистую плешивую голову. Зато длинная седая борода спускалась до самых колен, почти пряча ритуальный узор, украшавший когда-то белое, а ныне полуистлевшее облачение, подпоясанное витым поясом.
«Надо бы, что ли, деду обнову справить, — невпопад подумала я. — Кросна-то до сих пор в моей комнате стоят, и теперь без дела».
— Благодарствую, девица, — явно подслушав мои мысли, кивнул мне хозяин избы, глядя сквозь меня залепленными белесоватыми бельмами слепыми глазами. — Только в этом мире мне уже ничего не надобно. А в том у меня и получше покровы есть. Вот видишь, внучек, — повернувшись к Левушке, продолжал он сварливо. — Девка глупая, в мужские порты обряженная, и то больше радеет о старике, чем ты!
Интересно, каким образом он разглядел мой походный наряд, состоявший из заправленных в кроссовки джинсов, майки и ветровки с капюшоном? Впрочем, я уже понимала, что загадочный дед Овтай смотрит на нас каким-то иным взором.
— Ну что встал пнем? — погрозил он Леве узловатым пальцем. — Так и будешь гостей дорогих на пороге держать, меня, старика, томить? Али внутрь пригласишь? Сам знаешь, мне воздух вашего мира в тягость, и голод запах человечины будит.
Говорил он густым басом, совсем не сочетавшимся с его высохшей, сморщенной скрюченной фигуркой. При этом слова, которые он произносил, не всегда совпадали с артикуляцией беззубого, глубоко запавшего рта, подозрительно напоминавшего недавнюю трещину. Да и двигался он словно марионетка, которую кто-то дергает за ниточки.
— Ну что, братцы, готовы? — пытливо оглядел нас с Иваном стушевавшийся Левушка. — Смотрите не пожалейте.
Мы с Иваном лишь молча кивнули, вслед за ним и стариком поднимаясь по крутым склизким ступенькам, а дед Овтай по-прежнему сварливо прокомментировал:
