Попадавшиеся в прогалках аметистовые всполохи сочевичника сначала сменились белыми колокольчиками кислицы, а потом ноги в кроссовках по щиколотку утонули в прелой хвое и влажном мхе. Под ногами что-то чавкало, и этот звук, периодически перемежаемый надрывным стоном сухостоя, раздавался особенно навязчиво и резко в тяжелой, давящей тишине, не нарушаемой ни пением птиц, ни журчанием ручья. Мохнатые лапы елей зловеще смыкались за спиной, словно подстегивая. Едва заметную и явно не людскую тропу через каждые десять метров преграждали то обросшие мхом сухие деревья, то заросли колючего кустарника, норовившего оставить себе на память клок нашей одежды или прядь из моей косы.
Хотя я ходила этой дорогой единственный раз более десяти лет назад, я узнала ее и только дивилась про себя: как же мы ухитрились тогда тут проехать на велосипедах? Или все эти буреломы, сквозь которые мы продирались, словно на полосе препятствий, появились здесь только сейчас? И почему Левушка упорно продолжал вести нас к тому самому загадочному и гиблому месту? Впрочем, он еще в дороге объяснил, что наш путь лежит в светлую часть исподнего мира, чертог Предков — Славь, и уже оттуда мы двинемся дальше. А тогда в детстве так далеко забираться, тревожа покой пращуров, нам не следовало.
Вот только в тот раз почему-то путь показался гораздо короче. Или в пылу погони за несуществующей кукушкой мы сами не заметили, как отмахали несколько десятков километров? Нынче же мы просто выбивались из сил, словно все это время блуждали по болоту или брели сквозь буран по колено в снегу. С другой стороны, дорога и впрямь шла то круто в гору, то уводила в какой-нибудь овраг или обрывистую балку.
Через пару часов таких экстремальных блужданий даже опытный путешественник Иван сбавил шаг, проверяя рюкзак.
— Ничего не понимаю. Словно камней наложили, — пробормотал он, вытирая пот со лба и тяжко переводя дух.
А ведь я знала, что, когда они с однокурсниками наматывали кольцевые маршруты по болотам и долинам рек, им приходилось нести с собой не только запас еды, но иногда и воду или дрова.
Левушка пока стоически молчал и лишь периодически страховал меня на особенно крутых спусках или подавал руку на подъемах. Хотя совсем на буксире тащиться я не собиралась, что бы этот рыцарь себе ни думал.
Когда же перед нами разверзлась бездонная трещина шириной метров десять, напоминающая не то горное ущелье, не то плотоядно улыбающийся хищный рот, Лель посмотрел на нас, глянул на солнце, а потом приложил руки ко рту рупором и очень натурально зарычал по-медвежьи.
