Затем мы прочитали очерк «Обсерватория в снегах» о метеорологах на Ямале и только приступили к повести о пограничниках и контрабандистах, как раздался тихий свистящий храп. Это заснул на стуле Литературный гость.
— Стоп, пацаны! — сказал Вадим, взглянув на часы-ходики. — Кончаем! Жаль, но придется сегодня закрыть наше литературное собрание. Скоро мне и Григорьеву выезжать на патрулирование, а патрулирование…
— Основная служба конной милиции! — произнесли мы хором.
— Знаете? — улыбнулся Вадим. — Ну и молодцы! А коли знаете, разрешите патрульным чуточку вздремнуть. Дочитаем и обсудим журнал в следующий раз. Возражений нет?
— Нет! — ответил Глеб.
— Нет, — ответили Герта, Борис, Ирина и я.
— Тогда ждите пригласительные письма.
Попрощавшись, мы побежали по домам, а осенний проливной дождь хлестал и хлестал на дворе, пожалуй, сильнее, чем днем.
«Нелегкая у Вадима и у Литературного гостя служба, — думал я, ложась на свой топчан и накрываясь стеганым одеялом. — Каково им нынче патрулировать? Холодно, темно, слякотно. Бр-р!»
Но пока я спал и видел сон про ксендза Владислава, Левку Гринева и Ганну Авдеевну, на Никольской улице случилось необычайное происшествие. Утром о нем только и говорили, и героем его был… Юрий Михеевич.
Старый актер в ту ненастную ночь никак не мог заснуть. То ему мешал барабанивший по окнам дождь, то волновали воспоминания о далекой кочевой юности, то возникали планы новых постановок Студии революционного спектакля. Когда кукушка на стенных часах прокуковала три раза, Юрий Михеевич, устав ворочаться с боку на бок, решил плюнуть на сон. Он зажег электрическую лампочку, оделся и достал тетрадь с наметками по разводке действующих лиц в «Красных дьяволятах» и «Любови Яровой».
«Пойду-ка, — подумал, закуривая папиросу, Юрий Михеевич, — пофантазирую на сцене, как это станет выглядеть реально…»
Закутавшись в плед и надвинув на самый лоб широкополую шляпу, старый актер засеменил в сторону клуба, сжимая в кулаке ключ от актового зала. К его удивлению, входная дверь оказалась незапертой.
— Что за чертовщина? — произнес вслух Юрий Михеевич. — Где же Бугримов?
У Григория Ефимовича от внезапной перемены погоды еще с утра онемели ноги, и Матвеев — Юрий Михеевич знал — назначил сторожем на время болезни старика Женьку Бугримова, благо тому все равно нечего было делать: отопительный сезон пока не начинался, а дрова на зиму уже заготовлены.
— Странно, странно! — продолжал удивляться Юрий Михеевич, осторожно поднимаясь по темной лестнице на второй этаж.
