Полина все продолжала говорить, но я уже плохо слушал, с тоской ожидая, когда же она кончит. И вдруг я подумал: а как же теперь мы оба выйдем из создавшегося положения? Полина Аркадьевна не такова, чтобы не добиться своего. Ну как она не догадается, что я рад бы сесть, да не могу! Наверное, кончится тем, что она меня выгонит с урока. Ну, что же, не привыкать. Хотя уходить мне сегодня не хочется: школа такая праздничная и так я по ребятам соскучился!
Но самый тяжеленный снаряд Полина Аркадьевна приберегла напоследок:
— Да, кстати, — вдруг спросила она, — где ты пропадал летом?
Я молчал, опустив голову.
— В бегах был? Ты знаешь, что тебя разыскивала милиция?
Над классом нависла зловещая тишина. Ребята вытаращили глаза и затаили дыхание. И надо же было Полине Аркадьевне при всех сказать об этом! Неужели нельзя было наедине, после урока?
— Ну, вот что, Булатов, — решительно произнесла она. — В четверг будет заседание комиссии райисполкома по делам несовершеннолетних. Явишься к десяти часам. Дорогу знаешь, не впервой.
В гордом молчании я взял свой портфель и пошел из класса под любопытными взглядами ребят. Их ведь кашей не корми, только дай поразвлечься какой-нибудь детективной историей. Головы их, как подсолнухи за солнцем, поворачивались за мною, пока я шел.
Я тихо прикрыл за собой дверь. Первый учебный день был для меня окончен.
Что-то сулят мне остальные дни?..
Это случилось летом, полтора месяца назад. То самое, из-за чего меня разыскивала милиция, а Полина Аркадьевна подняла такой шум.
Помню, после сияющего, небывало жаркого дня вечер опустился тихий, прохладный. По арыкам бурливо побежала студеная, оранжевая от глины вода, от нее так отрадно повеяло свежестью. Удивительно, что даже в самом центре знойного города, где воздух так густо напоен запахом выхлопных газов, пыли, цветов, асфальта, арычная вода все же сохраняет холод подтаявших горных снегов.
И высыпали на улицу все — и нарядная молодежь, и старички, и дети, а также лоботрясы, вроде меня.
Я в тот вечер тоже шатался по главной улице со своими дружками. Один из них был Миша Погодин, по прозвищу Синоптик — не из-за того, конечно, что он умел предсказывать погоду, а просто из-за фамилии. Синоптик был невысокий, белобрысый и отчаянно лохматый парень.
Второй дружок, Максуд Керимов, был коренастый, — сажень в плечах — с черной, просто даже смоляной шевелюрой. Один я в тот вечер был более или менее причесан, так как волосы мои не достигли еще должной длины. И, вероятно, поэтому глаза прохожих — тех, кому перевалило за тридцать — останавливались на мне более благосклонно, чем на моих товарищах, прическам которых я несказанно завидовал.
