По этому вопросу существуют две точки зрения[79]. Большая группа ученых считает, что речь идет об оборонительном сооружении, названном в честь Неоптолема, одного из военачальников понтийского царя Митридата VI Евпатора. Предполагается, что в начале I в. до н. э. он дошел до реки Тиры, где в ознаменование его побед была воздвигнута эта башня. Но изучение источников показывает, что сведения Страбона и Анонимного автора о башне Неоптолема предшествуют митридатовскому времени примерно на два-три столетия. Следовательно, Неоптолем-военачальник не мог иметь никакого отношения к башне в устье Тиры.
Согласно другому мнению, башня Неоптолема служила маяком и названа в честь сына Ахилла — владыки Понта. Теперь, когда мы располагаем палеогеографической реконструкцией района, эта точка зрения получает убедительное подтверждение. Собственно говоря, для какой иной цели предназначалась башня, сооруженная на высоком морском берегу в устье большой судоходной реки?! Правда, некоторых исследователей смущает то обстоятельство, что Страбон называет это сооружение башней: ведь такое слово вызывает обычно представление об оборонительной башне. Но терминологический анализ «Географии» показывает, что Страбон называет башней (πυργος) также маяки, в том числе знаменитый Александрийский маяк — одно из семи чудес света, Фаросский маяк, Цепионов маяк и др. (XVII, 1, 6. 9: III. 1, 9). Башни другого рода географ характеризует обычно иначе, например: «сторожевая башня (σκοπη) Персея» (XVII, 1, 18). Итак, башня Неоптолема служила маяком, но она. разумеется, могла использоваться и как оборонительное сооружение.
Вернемся, однако, к поискам самой башни. Следуя указаниям Страбона и Анонимного автора, ее нужно искать в районе села Приморского, которое раскинулось на высоком обрывистом мысу юго-западной оконечности Будакского лимана. Здесь в древности находилось устье Тиры. Даже при первом беглом знакомстве с этой местностью становится ясно, что самое подходящее место для маяка — южная оконечность мыса, который и сейчас служит ориентиром для моряков. Он виден далеко в море, как указано в лоции — за 12 миль от берега. Обнаружив его, мореплаватели легко ориентируются, точно подходят к нужному месту.
Итак, круг поисков сузился. Все внимание теперь сосредоточилось на мысе Будакского лимана. Оставалось провести здесь археологические разведки. Тщательно, метр за метром эта местность была прочесана, как говорится, вдоль и поперек. Но безрезультатно. Никаких следов башни обнаружить не удалось. Неужели неудача?! Ведь все построения представлялись такими логичными и убедительными. Где же может быть ошибка? Снова выручила палеогеографическая реконструкция. В древнегреческий период берег моря в районе устья Тиры проходил не менее чем в 500 м южнее современного. Береговой обрыв, ныне активно разрушаемый волнами, проходил также южнее. Многолетние наблюдения специалистов показывают, что средняя скорость абразии (разрушения берега) равна здесь 1 м/год, а в отдельные годы она бывает большей
