Боевыми курсами. Записки подводника | страница 115



Пятый (дизельный) отсек был оккупирован нашими матросами, которые устроились на ночлег за дизелями.

В четвертом отсеке — кают-компании старшин — разместились женщины и дети. Все старшины: Емельяненко, Блинов, Ефимов, Щукин, Крылов и Карпов — относились к ним по-отечески. А вестовой Козел и кок Федоров угощали детей нехитрыми гостинцами.

Похвалив за хлопоты кока и вестового, я заглянул во второй отсек, где военфельдшер оказывал медицинскую помощь. Но у него, что называется, не хватало рук. Офицерскую кают-компанию он переоборудовал в операционную, где вместе с нештатными санитарами делал все, что было в его силах. Он беспрестанно вынимал мелкие осколки, шил, перевязывал и обезболивал всех, кого приводили, приносили или до кого он сам мог добраться. И если до этого Дьячук казался мне недостаточно серьезным, то теперь мое мнение о нем в корне изменилось. Невероятным образом Дьячук преобразился, был полон кипучей энергии. Он стал другим человеком: чутким, отзывчивым и трудолюбивым. На всем переходе из Севастополя в Туапсе фельдшер был на ногах и всегда оказывался там, где больше всего в нем нуждались. В очередной раз я поразился тому, как быстро меняют людей суровые обстоятельства. Порадовавшись за нашего военфельдшера я пошел в носовой отсек.

В первом отсеке, самом большом по объему, мы тоже в основном разместили женщин и детей, но также и небольшую часть раненых. Я подошел к молодой женщине, которая сидела на койке рядом с крепко спящей девочкой, разметавшей на подушке худенькие ручонки, и гладила ее белесые кудри. Женщина вкратце поведала мне свою жизнь.

— Мы жили на Зеленой горке, около вокзала, — начала она, а меня охватили воспоминания.

Я хорошо знал этот район — мы жили там на частной квартире. В небольших уютных двориках стояли светлые дома, увитые виноградом.

— У нас был свой небольшой домик, — печально прикрыв глаза, продолжала женщина. — Его разбомбили еще в прошлом году. Муж служил инструктором в учебном отряде. Погиб совсем недавно, в мае, при обороне Севастополя. — Она глубоко вздохнула. — Я перешла жить в центр города к сестре, работала на главпочтамте. В последнее время мы жили там же, в подвале… Было очень трудно, особенно с водой. Когда фашисты начали захватывать город, мы вместе с другими жителями пошли в Камышевую бухту. Сестра по дороге погибла, а я с дочуркой еле добралась. В Камышевой бухте мы узнали, что ваша лодка идет на Кавказ, вот и попросились к вам. Там у меня тетушка живет… — Глаза наполнились слезами, которые она постаралась скрыть. Одолев невольно нахлынувшие чувства, она тяжело вздохнула и продолжала: — Никакие бомбежки и обстрелы в городе нас не пугали, это только поначалу мы немного трусили, а здесь у вас, простите за откровенность, очень страшно. Вначале я просто потеряла голову. Ну, думаю, все кончено. Потом от ужаса лишилась чувств. Уж вы извините меня. Я очень признательна матросу Баранову — он так меня выручил. Запомню его на всю жизнь и дочке своей не дам забыть.