Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди великих держав.
Мы непоколебимо верим, что на защиту русской земли дружно и самоотверженно встанут все верные наши подданные.
В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение царя с его народом и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага.
С глубокой верой в правоту нашего дела и смиренным упованием на всемогущий промысел мы молитвенно призываем на Святую Русь и доблестные войска наши Божие благословение.
Дан в Санкт-Петербурге, в двадцатый день июля, в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четырнадцатое, царствования же нашего в двадцатое.
На подлинном собственной Его Императорского Величества рукою подписано:
Николай».
Вслед за прочтением манифеста государь обратился к присутствовавшим со следующими словами:
«Со спокойствием и достоинством встретила наша великая матушка-Русь известие об объявлении войны. Убежден, что с таким же чувством спокойствия мы доведем войну, какая бы она ни была, до конца.
Я здесь торжественно заявляю, что не заключу мира до тех пор, пока последний неприятельский воин не уйдет с земли нашей.
И к вам, собранным здесь представителям дорогих мне войск гвардии и Петербургского военного округа, и в вашем лице обращаюсь ко всей единородной, единодушной, крепкой, как стена гранитная, армии моей и благословляю ее на труд ратный».
Окончив свою речь, сказанную звонким, мягким голосом, государь перекрестился, и все военные преклонили колена перед своим державным вождем.
Картина была умилительная... Многие плакали. Торжественно прозвучали в зале слова пропетой присутствовавшими молитвы: «Спаси, Господи, люди твоя», сменившейся народным гимном.
Обратный выход Их Величеств из Николаевского зала сопровождался долго не смолкавшими криками «ура» собравшихся в Николаевском зале.
Переживаемые события, предстоящий отъезд многих на фронт с выступавшими войсками, патриотические овации царю в Николаевском зале — все это привело публику в состояние полного экстаза, и она, в своем желании быть ближе к государю, так стеснила проход Их Величеств, что государь был вынужден мне сказать: «Воейков, дайте мне вашу руку и постарайтесь, чтобы не отделили детей от нас».
Их Величества проследовали на балкон среднего зала запасной половины, выходившей на площадь, на которой от арки главного штаба до самого дворца было море голов собравшегося народа. При появлении царя все как один человек, сняв шапки, опустились на колени и исполнили гимн, сменившийся криками «ура». Исходившее от чистой русской души проявление любви и преданности царю настолько взволновало царскую чету, что у государя слезы навертывались на глаза, а государыня еле сдерживала свое волнение. Через такую же толпу следовала царская семья с катера во дворец и обратно по набережной Невы, чтобы дойти до яхты «Александрия», стоявшей у царской пристани около Николаевского моста. На «Александрии» Их Величества вернулись в Петергоф.
