Ни одному самому выдающемуся публицисту нашего времени не удалось вложить всего лишь в несколько слов столько пропагандистского смысла…
Из прочих трофеев Александр взял лишь два пурпурных одеяния, несколько золотых тарелок, покрывало из страусовых перьев: «Хочется послать его царице Олимпиаде». В сопроводительном послании он писал, что обязан ей жизнью: это она уговорила его взять Клита в телохранители.
Шагая взад и вперед перед своим роскошным шатром, он диктовал письма, отсылал гонцов, принимал донесения, даровал полководцам и простым солдатам право в будущем оторачивать свои одежды пурпуром, награждал… — эта сцена, выразительно описанная античными авторами, делает уместным вопрос о внешности Александра. Ответить на него не просто. Царь позировал нескольким художникам, при этом предпочтение отдавал Лисиппу как скульптору и Апеллесу как живописцу. Другим изображениям мы обязаны Ефраю, Леокару, Харесу и Ификрату. К сожалению, все оригиналы утеряны. Подражания эпохи эллинизма (начиная с III века до н. э.) часто низкопробны. И римляне оставили лишь несколько действительно ценных копий прижизненных портретов Александра. Сохранились монеты. Мы видим царя, отчеканенного в образе Геракла на драхме: конечно, изображение стилизовано, но, тем не менее, можно предположить, что царь выглядит таким, каким ему хотелось бы выглядеть.
Добавив к вышесказанному фрагменты из Диодора, Арриана, Плутарха и других античных авторов, мы получим до некоторой степени достоверный портрет царя. Судя по их описаниям, он был среднего роста, атлетического телосложения и отличался упругой походкой; из-за коротких ног сидя он казался выше, чем был на самом деле. Царица амазонок, представлявшая великого человека очень высоким, сказала во время своего легендарного визита на побережье Каспийского моря: «Его величие проявляется не в его высоком росте». Когда он в Сузах взошел на трон Дария, то скамеечку, на которой по обыкновению покоились ноги «царя всех царей мира», пришлось значительно поднять. Но, как и в случае с Наполеоном, расхожее психологическое толкование, в соответствии с которым Александр должен был компенсировать свою порожденную физическими недостатками неполноценность выдающимися успехами, здесь представляется неуместным.
В его темных волосах светились белые пряди, как видно на мозаике, обнаруженной в 1831 году в «Доме Фавна» в Помпеях. Развевавшиеся надо лбом волосы придавали его облику что-то львиное. На этой мозаике, прообразом которой послужила картина Филоксена Эритрейского, Александр предстает таким, каким его видели современники-македоняне. Мы узнаем его превозносимый всеми сверкающий взгляд и оттененную румянцем белизну кожи.
