.
«Ардис», таким образом, вырос не только из гнева, но и из любви, привязанности к людям, с которыми Профферов свела исследовательская судьба. Это был довольно ограниченный круг — несколько десятков, может, в общей сложности сотня человек в обеих столицах. И ключевой фигурой, через которую Профферы вошли в либеральную тусовку Москвы и Ленинграда, была Мандельштам.
Карл называет вечерний прием у Надежды Яковлевны, состоявшийся вскоре после их знакомства в 1969 году, старомодным словом «салон», хотя место действия было глубоко советским. Квартира вдовы состояла из двух комнат: кухни размером два метра на четыре и спальни — метров пять на три с половиной. Маленькая газовая плита, холодильник, шаткий стол, пара треногих табуреток, диванчик и прочее в том же духе, озаренное голыми лампочками[126].
Профферы будут строить свою Америкороссию именно в подобных декорациях, варьировавших крайне незначительно. Советская кухня как главное место светской жизни эпохи развитого социализма — штамп. На крохотных кухнях мало кто помещался. Вот и в тот памятный вечер у Надежды Яковлевны пришло не менее десятка человек, «и вскоре уже негде было сесть. Люди бродили между кухней и спальней, принесенные бутылки вина и водки быстро опустели»[127].
Оглядываясь в свое детство, сам недоумеваю, как наши убогие квартирки вмещали столько людей, тарелок, бутылок и сигаретного дыма. У нас на Красноармейской, где Профферы были частыми гостями, входная дверь вообще была распахнута, а в проем вставлена трехногая табуретка. Это был наш кондиционер — или, быть может, мессенджер домобильной эпохи: «Ждем, заходите». Впрочем, мои воспоминания относятся к позднему времени. Поначалу такие встречи проходили за плотно закрытыми дверями, к ним допускались только проверенные люди, а на телефон, как я тоже еще помню, часто клали подушку. Карл вспоминает, что во время их визитов Надежда Яковлевна «почти всякий раз закрывала занавески в обеих комнатах»[128]. Страх глубоко сидел в советском человеке.
Подобные вечера были единственной доступной коммуникационной платформой советской интеллигенции. Обмен мнениями, передача важной информации, распространение самиздата и тамиздата, встречи с интересными людьми, в том числе иностранцами, — немногие квартиры Москвы и Ленинграда, превратившиеся в такие коммуникационные узлы, заменяли либеральной интеллигенции журналы и газеты, к концу 60-х пустые и неискренние. Здесь формировалось общественное мнение, ценности и смыслы эпохи.
