Ardis. Американская мечта о русской литературе | страница 27
Будучи формалистом, а в душе «литературным пьяницей», он, вероятно, никак не мог пройти мимо самого загадочного русского писателя и его вымышленных миров. Гоголь интригует еще и потому, что совершенно непонятно, какой он на самом деле. «На него претендовали и романтики, и реалисты, и символисты (или те, кто воображали себя таковыми), и подвижники от искусства ради искусства, и фрейдисты, охотящиеся за символами, и несколько поколений отъявленных социалистов, — пишет Карл. — Каждая группа верила, что в Гоголе они обрели доказательство истинности собственных взглядов на природу литературы»[49].
Эта многозначительность Гоголя открывает перед непредвзятым исследователем изрядный простор для интерпретаций, но ни одна из «догматических систем не была в состоянии до конца «объяснить» Гоголя… Гоголь и «Мертвые души» не закатываются в стандартизированную критическую лузу так же аккуратно и послушно, как бильярдный шар»[50].
Эти рассуждения принадлежат уже вполне уверенному в себе ученому и содержатся в книге, хоть и изданной на основе диссертации, но спустя четыре года после защиты. Для двадцатилетних — серьезный срок. Тем не менее мысли, высказанные Карлом в 1967 году, вполне позволяют представить, что могло привлечь его, еще юного исследователя, в Гоголе. Это исключительная литература в сочетании с неисчерпаемостью темы, что позволяло бесконечно жонглировать оттенками смыслов и интерпретаций — вполне пьянящее занятие, которое однажды логически приведет его и к Набокову.
Вероятно, уже в годы учебы он прочел эссе Набокова о Гоголе, изданное в 1944 году. И выбранная им оттуда цитата рифмуется с собственными словами Карла об опьянении вымышленным миром: «Высочайшее искусство Гоголя «обращено к тем тайным глубинам человеческой души, где тени других миров проходят как тени безымянных и беззвучных кораблей»»[51].
В 1962 году Карл впервые едет в СССР, чтобы в Ленинской библиотеке продолжить работу над своей диссертацией. В стране оттепель. «Новый мир» публикует рассказ Солженицына «Один день Ивана Денисовича», молодые поэты — Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава — публично читают свои стихи в Политехническом музее и на площади Маяковского.
В 1962 году Бродский встретит Марину Басманову, которой посвятит лучшие свои стихи, а «Ардис» много лет спустя их опубликует. В том же году Бродский приезжает во Псков, где его принимает Надежда Яковлевна Мандельштам (позднее именно она сведет Профферов с Бродским). В том же году Саша Соколов поступит в Военный институт иностранных языков, который, не доучившись, бросит в 1965 году, и, кося от армии, проведет три месяца в психиатрической клинике имени Кащенко, где обретет и опыт и образность, необходимые для написания такого романа, как «Школа для дураков». Проффер еще не подозревает, как тесно будет переплетена его жизнь с теми, кто в 1962 году, быть может, ходил с ним по одним улицам или по крайней мере дышал одним воздухом.