.
В 1956 году, пока скандал только нарастает, Набоков продолжает переводить «Евгения Онегина» в Гарварде. Василий Аксенов заканчивает Ленинградский медицинский институт и начинает работать врачом на Крайнем Севере. Анну Ахматову снова стали печатать в СССР, она уже год как живет в маленьком домике в Комарово, где позднее ее впервые увидит Бродский. В 1956 году был реабилитирован Лев Копелев (освобожденный из лагеря за два года до этого), а в музее Пушкина открылась первая выставка Пикассо.
В 1955 году в Женеве прошла конференция, на которой CCCР и США попытались нащупать пути к «разрядке международной напряженности» (как тогда выражались). Но в 1956 году случится венгерская революция, и советские войска оккупируют страну. Хрущев произнесет свою знаменитую фразу, адресованную Западу: «Мы вас закопаем». Тем временем Фидель Кастро возвращается на Кубу из мексиканской эмиграции, чтобы начать вооруженную борьбу с режимом Батисты.
Политический фон очень важен для понимания выбора, который сделал Карл Проффер в 1956 году, решив в конечном итоге изучать русский язык. Эллендея находит этому шагу скорее эстетическое объяснение: «Он стоял перед доской объявлений с образцами языков и впервые увидел русский алфавит. Его внимание привлекла буква «Ж», похожая на бабочку, и он сказал себе: «Какой интересный алфавит»»[35]. Получается, что «Ж» как бабочка — случайная аллюзия на энтомологическую страсть Набокова — неожиданно впорхнула в жизнь баскетболиста со Среднего Запада и увлекла его в новый мир, где ему вскоре доведется свести знакомство с набоковскими голубянками Madeleinea lolita и Nabokovia. Надо признать, этот образ слишком живописен, чтобы что-то объяснить.
Выбор Карла был, вероятно, более осознанным и нонконформистским, если не протестным. Юность его пришлась на начало холодной войны и истерику маккартизма в США. «Россия присутствовала в повседневной жизни молодых американцев, — вспоминает Эллендея, — и присутствие это было окрашено чувством страха. Мы прятались под столами в классе во время учебных тревог и знали, почему наши родители строят бомбоубежища. Нам снились бомбежки, и в нашем сознании Советский Союз был страной, которая подавила народные движения в Венгрии и Чехословакии. Вожди Советского Союза казались непостижимыми, и это рождало страх, что они под влиянием паранойи могут напасть на нас»[36].
Впрочем, страх всегда пробуждает любопытство, а назойливая пропаганда не могла не вызвать у подростка-студента идиосинкразии и желания разобраться во всем самостоятельно, наперекор правде отцов. Во всяком случае, такие эмоции были весьма характерны по нашу сторону железного занавеса как для поколения моего отца, практически ровесника Карла, так и для моего собственного. Никому неведомая и всеми ненавидимая страна вполне способна стать предметом романтического увлечения, особенно если учитывать, что баскетболист Карл везде хотел быть первым. Эллендея вспоминает: «Конечно, над ним туча — Россия наш враг, — но Карл не такой, он устал от этого, мы все устали от этого».
