— Разойдись, — орал Глеб.
Беглыми пальцами ощупывал, смотрел, хмурился. Внутреннее кровотечение — без вариантов. Точно знал, как помочь. Точно знал, как. Мог бы. Его работа. Его пациент. И тут же отбрасывал эту мысль. Пусть потом благодарят бога. Или Деда Мороза за новогоднее чудо. Если повезет. Его дело — довезти живым.
Стерильная салфетка на рану. Ватный бублик. Бинт. Быстро, не глядя по сторонам, концентрируясь только на том, что делает, но не на том, что сделано.
— Валера, носилки, — рявкнул Глеб. — Илона, готовь капельницу.
Довезти живым. Довезти живым.
Живым — довезти отходившего. В то время как правило золотого часа идет на минуты. Когда после обезболивания водила очухался и запросил пить, прямо там в машине, Парамонов психанул окончательно.
— Пить будешь, когда тебя зашьют, а то из дырки все выльется! — заорал он. — Прикинь нежданчик!
И ненавидел себя за то, что больше не может — не может и не сможет — делать то, что умел лучше всего остального, лучше всего на свете. Сам себя наказал.
— Я тебе говорил, я не реаниматолог! — орал он в аквариуме, когда вернулись на станцию. Лена, сжав зубы и прищурившись, смотрела на него и пока молчала. А его несло, как давно не несло. — Мое дело бабок с давлением обихаживать, какого хрена, Ленка!
— Ну вот не было реанимационной машины, — развела руками Ленка и глянула на соседнюю диспетчершу:
— Вика, подтверждай! — Вика усиленно закивала. — Вот прикинь, не было! Твой звездный час, Парамонов! Я не виновата, что из всех на тот момент доступных, ты один — хирург!
— Я не хирург!
— Не гони! Там твой профиль был! Иначе бы тебя Калиниченко туда не отправил.
— А если бы с ним что случилось? Ты больная? Ответственность на тебе или на мне, а? Или на Калиниченко?
— Ну случилось бы! Ты не знаешь, как часто случается? Он мог умереть, и пока ты ехал. Но ты же довез, Глеб! И это ты ко мне, а не к Яковлевичу дверь ногой открываешь! Претензии — ему. Он у нас по экстренным, не я!
— Идите вы знаете куда все, а? — последний раз рыкнул Глеб. Злился не потому, что его, врача линейной бригады отправили туда, где он не должен быть, а потому, что понимал — где ему еще быть, если не там?
В 23:33 в комнате отдыха он был один. Другие разъехались. Валерчик нервно курил на крыльце и глушил кофе стаканчик за стаканчиком — нервы сдали. Они успели, но нервы у пацана сдали. Такого он еще не видел никогда. Илонка, на которую сложно было произвести впечатление — чего только ни навидалась, куда-то запропастилась — не иначе уперлась в аквариум, потрындеть с Ленкой, пока других вызовов нет. А Глеб тщетно пытался спать. Хоть немного. Сон под куранты — может, и год пройдет спокойнее, чем эти сутки?
