Но отдавая себе отчет в том, что нужна, не понимал насколько.
Рывок случился в один миг, переворачивая все с ног на голову.
Дурацкий день, не задавшийся с самого начала. С утра пробитое колесо, когда надо ехать на инсульт. Потом Илонка со своей респираторкой и температурой — пришлось отправить домой и дальше кататься в очень тесной очень мужской компании с Валерой. О том, чтобы перевести медсестру в другую бригаду, когда это было актуально, сама медсестра даже не захотела слушать.
«Это всего лишь секс, Парамонов! Ну появился у тебя кто-то! Тебя напрягает? Меня — нет», — заявила она тогда. Так и ездила. Не мешала — и ладно.
Первый раз засаднило под ребрами, когда в очередную тридцатиминутку сунулся в аквариум.
— О, Глеб Львович! — обрадовалась Ленка. — А сто третья только с Русановки приехала! С твоего любимого адреса!
Капанадзе — из сто третьей — выглянул из-за угла со своим стаканчиком кофе и радостно сообщил:
— У Божьего одуванчика инсульт, прикинь!
— В смысле инсульт? — не въехал Глеб, будто бы это было чем-то из ряда вон в его практике и его профессии.
— Обыкновенно! Недвижимость. Отперли ее в больничку на луноходе. Так что теперь вероятность ложных вызовов по этому адресу минимизируется, — хрюкнул от смеха коллега и отпил из стаканчика.
— Их и так уже сколько не было, — неожиданно раздраженно буркнул Глеб. — Чего там с ней? Сильно?
— А ты как думаешь? Если госпитализировать пришлось.
— Вытащат?
— Да куда денутся. Мозгам хана, конечно. Хотя там и раньше с этим было так себе…
Раньше там было одиночество.
Осознание этого резко раскроило лучом что-то непроглядное в его измученной башке.
Парамонов слишком много знал об одиночестве, даже когда не доходило. Дошло.
И снова окунался в круговерть, в которой существовали он, Валера, минивэн и голос. С одного конца города — в другой. Из одного — в другой.
А потом случился рывок.
«112-я, аэропорт Киев, Жуляны, терминал А, — монотонно произносила Ленка. — Женщина сознание потеряла, и по месту посмотреть — их травмпункт не справляется».
«С чем не справляется?»
«Конкуренты отстучали, что несколько бригад туда направили. Там родственники погибших, сам понимаешь».
«Каких погибших?»
«Глеб, не тупи. Самолет упал, по всем новостям с утра крутят».
И тут не то что под ребрами засаднило — внутренности резко и сразу, одним махом скрутило в узел.
«Понял, едем», — только и смог выдохнуть он, прежде чем спросить у водителя:
— Слышал?
— Да уже гоню.
Когда они парковались у международного терминала, там уже дежурили две машины — одна отъезжала. Подхватив чемоданчик, Глеб выскочил из минивэна, хлопнул дверцей и ломанулся в здание, где во всю шуршали телевизионщики, ГСЧС и сотрудники аэропорта — среди небольшой группки людей, испуганных и почерневших. Давно заметил — люди как-то сразу резко чернеют. Хоть тихо плачут, хоть бьются в истерике, хоть молчат. Они чернеют неизменно и неминуемо. Четкий признак, по которому понимаешь — это здесь беда.
