На то, чтобы довести до ума участок, и месяца мало. Но взялся и за это, закончив с домом, повесив на стену между первым и вторым этажами последнюю фотографию, изъятую с чердака — там теперь красовалось множество снимков, из которых складывались его детство и юность с родителями. Теперь они, молодые, вечно живые и смеющиеся, наблюдали за ним с этой чертовой стены. Как он иногда залетал в старой отцовой чехословацкой клетчатой куртке плеснуть чаю в большую чашку, чтобы следом снова вылететь на воздух. С пилой или ножницами. Как вваливался поздним вечером обратно, быстро что-то бросал в себя — условно съедобное. И падал спать. Так его не мучили сны. Так получалось убедить себя, что не скучает. По ней — не скучает.
Ксения звонила. Один раз — звонила. Через пару дней после их достопамятной встречи. Парамонов сидел в саду. Мерз. Пил чай. Рассматривал голые ветви поникших вишен. А когда телефон захлебнулся звуком входящего вызова во внутреннем кармане куртки, оказался совсем не готов увидеть высветившееся на дисплее имя. Оно разом выбило из него обретенное с таким трудом спокойствие. Но, тем не менее, Глеб не сумел не взять трубку. Его «Да, слушаю» вышло вполне бесцветным. Почти таким же, как ее «Привет» — спокойным, словно ничего необычного не происходило.
— Прилетела?
— Да. У тебя что?
А что у него? Его нет.
— Какая тебе разница? — выдохнул он, прежде чем успел удержать в себе этот идиотский вопрос.
— Как скажешь.
— Это все?
— Хорошо, — после недолгой паузы согласилась Ксения. И снова повторила четко и внятно: — Как скажешь.
А потом отключилась. Так же резко и неожиданно, как позвонила. А он еще не вполне осознал, что больше она звонить не станет. На этом все.
Несколько секунд Глеб не отнимал телефон от уха, слушая тишину. Потом зашвырнул трубку куда-то в сад, чувствуя вновь нахлынувшую ярость и едва ли до конца осознавая, что в эту секунду ненавидел не ее — себя. За то, что не имел смелости сказать ей главное: он до одури хочет ее. Хочет. И понимает, что и вполовину так не нужен ей, как она нужна ему.
Что это было? Попытка сделать вид, что ничего не случилось? Что ж, у нее, возможно, и не случилось.
А у него очередной заход по наведению порядка в доме и в душе никак не желал увенчиваться успехом.
На то, чтобы прийти в себя, — не хватит и целой жизни, когда от жизни остаются одни фотографии на стене между первым и вторым этажами. Но можно обрести равновесие, надеясь, что там, где находятся люди с фотографий, нет в помине разочарования. Страшнее разочарования в детях — только разочарование в себе самом.
