Избежать Приморского бульвара и Дюка и отправиться по Екатерининской, держа на задворках сознания, где нужно свернуть, чтобы попасть к консерватории и услышать бесконечные рассказы про Аристарха. Мимо «Тети Моти», где в большой клетке все еще чирикает попугай, мимо Горсада, где на летней сцене случилось его самое первое в жизни выступление – в старших классах, вдвоем с Фурсовым. На Гаванную и дальше. Долго-долго идти, глядя на умытый дождем, черный и вместе с тем поблескивающий асфальт и тротуарную плитку, местами выбитую, но почти глянцевую. Снег уже сошел. Мирош даже не знал, лежал ли в Одессе снег в эту зиму. В Киеве уже не было.
Невысокие трехэтажные здания, окна арками, осыпающаяся с фасадов лепнина, шум мелькающих мимо машин. На часах начало шестого. Сумерки. В самых лучших городах сегодня и всегда пахнет морем.
На другой стороне дороги табачный киоск, а у Ивана как раз закончились сигареты. На глаза попалась зебра. Всего несколько шагов впереди. И пока он их, эти шаги, делал, в куртке завибрировал входящим сообщением мобильный. Иван на ходу сунул руку в карман, вынул трубу, разблокировал. Фурса осветил его жизненный путь сиянием собственного внимания.
Еще щелчок.
«Пианистку выбрали. Полина Штофель. Загугли».
Секунда непонимания. Всего секунда. Может, меньше. И мир из неподвижности приходит в движение.
Сойти с бордюра на проезжую часть. Ступить на переход. Светофора здесь нет. Преодолеть расстояние длиною в несколько метров.
- «Собрание Блэк»?
Лицо девчонки отражением на очках.
- Нету. Суперслим Блэк есть.
- Не надо.
Развернуться. Отойти. Вернуться на ту сторону улицы, где шел.
Пианистку выбрали.
Но вместо этого он снова у киоска.
- «Давидо?фф» самые крепкие дайте.
Сигареты оказываются в руке и отправляются в карман. Пальцы снова натыкаются на телефон. Гуглить не надо. Надо просто позвонить.
Иван и гудков заметить не успел, но услышал в трубке глухое:
- Привет.
- Как? – хрипло, почти задыхаясь, вытолкнул он из себя.
- Марина впечатлилась.
- Ты сказал?
- Да! – Фурсов шумно засопел. – Я пытался, правда. Но черт… это ж все равно, что с вилами против танка.
Ком прокатился по горлу и тяжестью лег в желудок. Можно сколько угодно, хоть всю жизнь бежать от Приморского бульвара, но однажды все равно окажешься там, у памятника Пушкину. Ванькина ладонь снова оказалась в кармане. Нащупала сигареты. Пальцы принялись драть шелестящий полиэтилен.
- Что она сказала… Зор… Ш-штофель, что сказала?
