- Ты всегда знал, как правильно. Но на самом деле – все ошибаются.
- Я не хочу верить, что Лёнька – ошибка.
- Господи, Стас, я не об этом, - она шумно выдохнула и, схватив свой бокал, большими глотками допила вино, остававшееся в нем. Штофель жадно смотрел, как двигается ее горло, пока она пьет, и его взгляд разгорался от того все жарче. И стоило ей убрать в сторону пустой сосуд, как она почувствовала его большие руки, обхватывающие ее талию, и горячие, пахнущие коньяком губы на собственной шее. Быстро, слишком быстро, чтобы успеть отскочить в сторону раньше.
- Я так соскучился по тебе, - пробормотал Стас, теперь совершенно очевидно не трезвый. Пока она читала ребенку книжку, он догонялся.
- Стас, прекрати! – затрепыхалась Полина, пытаясь освободиться от его объятий. Но он только сжимал ее крепче, зашарив руками по спине, задирая блузку и пробираясь к голой коже.
- Ты соображаешь, что ты творишь! – продолжала она отталкивать его от себя.
- А ты? – он оторвался от ее шеи и заглянул в глаза, не отпуская и не давая отстраниться. Вжался пахом ей в живот и горячо зашептал: - Я не должен был тебя отпускать. Ни тогда в Затоке, ни потом, когда на развод подала. Знаешь, сколько у меня баб было? Я все сравнивал, искал, пытался понять, почему на тебе зациклился. Даже женился, после этого сопляка, чтобы просто разобраться, что в тебе такого. И знаешь, я понял. Мне Лёнька сказал как-то, и был прав. Наша мама лучше всех. Может быть, не лучше. Но к тебе ж никакая дрянь не липнет. Ни на кого не похожа.
Полина вдруг перестала вырываться, обмякла и всхлипнула, закрыв лицо ладонями. А Стас уткнулся ей в шею, но теперь не губами, а всем лицом, наклонившись так, что наверняка ему самому неудобно было стоять. А он все стоял. Больше уже по спине не шарил. Руки стали отчаянно горячими и влажными. Точно так же повлажнела ее кожа. Пах все еще вжимался в ее живот в безрассудной попытке заставить чувствовать, насколько он нуждается в ней. От него пахло Элисон Ольдоини, как и раньше. И в одежде он по-прежнему предпочитал итальянские бренды. Это все тот же Стас, замужем за которым она была три долгих года, и с которым никак не могла согреться, несмотря на огромный камин в его доме.
- Я, может быть, и правда скоро женюсь, - подняв на нее больной черный взгляд, просипел Штофель.
- Я не вернусь к тебе, - проговорила Полина. – Никогда не вернусь.
- Я знаю. Дважды в реку войти еще можно. Третий раз точно утонешь.
