- Не скажешь, а нафига ты меня вообще рожала? Тебе же тоже было бы проще…
Мила в замешательстве уставилась на сына, но быстро отвела глаза и с вызовом ответила:
- Ничего я тебе не скажу!
- А я скажу, - каждое слово падало с уст под оглушительный грохот сердца. – Он бы ушел от тебя еще тогда, сразу, если бы не я. Да?
- Я плохая, да? Я? Он – хороший? Что же ты с ним, таким хорошим, полтора года не виделся?
- Поэтому, - мрачно улыбнулся Иван и вышел из комнаты.
Вызвал лифт. Спустился вниз в кабинке, ограничивающей всякую возможность крушить стены. И выскочил на улицу, сбежав по ступенькам с крыльца.
Каждый раз он считал, что перегорело, и каждый раз ошибался. Оно не могло перегореть. Но и фитилем, от которого последовал бы взрыв, не было. Тлело себе – годами. И он тлел, не сгорая до конца.
Больно, но терпимо – знавал Иван в своей жизни и посильнее боль, давно научившись с нею справляться.
Так и сейчас – все, как всегда. До того времени, как доехал до дому, Мирош отключил ту часть собственного сознания, которая все еще была четырнадцатилетним сыном алкашки. Нервы действительно ни к черту, но с ними разговор короткий. Газануть по окружной сколько надо и на скорости переключиться в другой режим.
Карамбу еле отыскал. Черный уродец спрятался под кровать, откуда выкуривать его пришлось шваброй. Да, в его квартире была швабра, и Ванька даже знал, где она находится. С тех пор, как у него появился кот. Каким-то местом, не иначе тем, что под хвостом, зверь всегда чувствовал, что хозяин намерен сбагрить его на несколько дней либо знакомым, либо вообще в гостиницу для животных. Конкретно сейчас Иван замыслил второе, а значит – совсем недоброе.
Карамба вырывался, выдирался, дрался, как лев, жутко расцарапал Мирошу запястья, наплевав на то, что это запястья фронтмена одной из самых популярных отечественных рок-групп, и чуть не расцарапал еще и рожу, которая в данном случае была ценным товаром. Но, в общем-то, коту-то что?
Когда его запихивали в переноску, он изображал корчащегося в судорогах умирающего. Но все эти спектакли Иван знал наизусть. За полгода их совместного проживания на одной жилой площади обоим хватило приключений.
- Может, бабу тебе найти, хоть подобреешь? – ржал Иван, забираясь обратно в машину вместе со своим питомцем. – Говорят, все добреют!
Впрочем, отдать бедолагу, потрепанного жизнью, на растерзание Миле было бы еще менее гуманно, чем тащить его в «Зверополис». Радиоведущие радостно бормотали что-то про погоду, обещая чудеса чудесные в ближайшие дни, а потом погнали один за другим музыкальные треки. К этому Иван прислушивался – скорее по привычке. Даже спустя столько лет всеобщего обожания что-то в нем в тревоге замирало: поставят что-то из «Меты» или нет?
