И Юбер надирался – неспешно и методично, зная, что до утра времени много. Как-нибудь да протрезвеет, тем более, говорят, там буря по всей стране. Щадить себя! Вот это старая Берта придумала! И генеральша с ней заодно, оказавшаяся в какой-то момент поблизости. Он и не узнал сходу – в масках этих проклятых как они с Риво не теряли друг друга?
«Что ваша рана?» - негромко шепнула Симона, отчего-то испуганно глядя на него. А ведь у нее сын и правда был бы почти его ровесником.
«От стакана виски не откроется, не стоит беспокойства», - хохотнул он и озорно пригласил ее танцевать.
До наступления нового 1949 года оставалось не более пятнадцати минут. Пять из них Юбер провел, доказывая мадам Риво, что вполне себе здоров, раз уж она ему не доверяла. С чего ей было доверять? Его доставили в Париж четыре с небольшим месяца назад, накачанным наркотиком, чтобы выдержал перелет. И первые несколько суток он провел в беспамятстве, не подозревая, что покинул госпиталь во Вьетчи. Вид у него был устрашающим, ему почти не давали шансов, но все-таки попытались. Конечно, старый Грегор и его жена, которая в Констанце на дух его не переносила, испугались. А ему всего-то в очередной раз просто не дали подохнуть.
Для чего? Вероятно, чтобы сейчас он танцевал что-то слишком быстрое для своих легких, в которых «пробка» не пропускала воздух – так ему казалось. Но, пусть пьяный и на кураже, он выдержал. Путь от смертного одра до нового года – тоже.
Выдержал, чтобы выйти из этого зала, в котором продолжалось веселье, в последние мгновения года и, едва покинув его, сгорбиться, как Калигула из Эберто, да по стеночке почти что проползти еще несколько метров до кресла где-то возле окна, в щели которого задувала метель. Черт его знает, что это была за комната. Главное, здесь было темно и почти тихо – глухой звук музыки не раздражал. И главное – он здесь один. Пытается справиться с ноющей болью под ребрами и одышкой. Такой, что в глазах плясали искры, а на лбу выступила испарина. У него, должно быть, даже губы посерели. И отчего-то так сильно хотелось курить, что он невольно полез в заведомо пустой карман. Подавив разочарование, на мгновение представил себе, как вернется в свою квартиру и закурит «Монте-Кристо», подаренные Мадлен.
Будто ответом на его мысли, в комнате неожиданно раздался щелчок, и она на мгновение осветилась неверным светом огня. А потом во тьме медленно поплыл запах табака.
- Новогодний сюрприз, - донесся до него негромкий низкий голос.
