- До тех пор, пока моя страна не навоевалась, – куда мне? - усмехнулся он, все-таки поднимаясь со стула. - Спасибо, ужин был вкусный. Ключ!
- Уже уходишь? – охнула мадам Кейранн. – А как же Мадлен? Она должна прийти, как проводит Фабриса на вокзал. Она так ждала, чтоб повидаться!
- Я уезжаю только завтра к вечеру. Успеется. Переночую в доме. Захочет прийти – пусть приходит.
- А ты сам-то? За столько лет один раз прикатился и то – сразу обратно.
- Меня ждут дела, - пожал плечами Юбер и снова мягко улыбнулся: – Ключ, тетушка Берта!
Немолодая дама сердито фыркнула и сунула руку в передник, пошарив в кармане, после чего на ладони Анри оказался кусок железа, который должен был отворить двери в его прошлое, которое, возможно, он себе придумал по малолетству. И которого он видеть не хотел, ведь тетка права – за столько лет первый раз. И рад бы не приезжать, но невозможно решить все на расстоянии.
- Там не топлено с прошлого года. Замерзнешь! – буркнула она. – Переночевал бы лучше у нас, дорогой.
- Разожгу камин и буду спать под двумя одеялами. Там дрова-то есть?
- Фабрис угля привез. Если не отсырел…
Тетушка Берта – хранительца его наследия и очага. Женщина, никогда не жившая большими страстями, но на которой держится этот свет. Иногда Юберу казалось, что ему не повезло – он не способен принимать жизнь подобно ей. Ему казалось, нельзя зайти в комнату без страха столкнуться с ужасом, который помнят ее стены.
И все же, прошагав несколько сотен метров вниз по улице, тянущейся вдоль склона холма Фурвьер, он вышел к реке. Она достаточно замерзла и ребятишки, заливисто хохоча, развели свою веселую возню на ее льду. В сумерках можно было представить себе, что последние десять лет не коснулись их. Впрочем, некоторых из них десять лет назад и на свете не было. Может быть, это он сам, вот такой, невзрослый, надев на ноги дорогие коньки, подаренные отцом и матерью ко дню рождения, катается по гладкой поверхности Соны вскоре после Рождества, вызывая и зависть, и восторг тех, у кого таких нет.
Поёжившись от пронизывающего холода, Юбер прошел еще совсем немного, зная точно, что мог бы сделать это и с закрытыми глазами, сколько бы лет ни минуло. И наконец увидел его. Старый двухэтажный дом с нарядными ставнями на окнах и деревянной башенкой, отстроенной его дедом, как и все здесь, и считавшейся его неприкасаемым имуществом. После дедовой смерти комнату в той башне определили под хранение припасов. Детям путь туда был по-прежнему заказан.
