Но Юрик дверь открыл без лишних напоминаний, кто здесь главный. Разумеется, главный тот, кто в штанах, чего сомневаться? Поднял мутный взгляд на Мироша и отступил в сторону, пропуская его в квартиру. Юрик — их бывший водила. Был уволен за вождение в нетрезвом виде по официальной и вполне правдоподобной версии. Менее правдоподобная, зато достоверная заключалась в том, что шесть лет назад Юрик был застукан под Милой на заднем сидении отцовского Бентли. И это стало последней точкой, которую поставил отец в своих отношениях с супругой. Все, что было потом, — видимость. Брака, заботы, жизни.
— Тут? — охрипшим голосом спросил Мирош, морщась от запаха — алкоголя, секса и старого трухлявого жилья.
— Иван Дмитри-ич, — заплетающимся языком пробормотал Юра. И больше Мирош не говорил уже ни слова. Рванул в комнату. Она была всего одна — с когда-то давно начатым, но так и не доделанным ремонтом и новым диваном — как раз для их «скачек». На этом диване и сидела мать в тонком шелковом халатике ядовито-зеленого цвета и с бокалом вина в тонкой руке. Ее белое запястье и умелый маникюр выглядели несуразно и дико в этой квартире.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, пока улыбка медленно сползала с материного чуть припухшего и сонного лица.
— Я жду тебя пять минут. Потом забираю, в каком бы виде ты ни была, — выпалил Мирош, не отрывая взгляда.
— Ва-ня…
Она пыталась что-то возражать. Ей-богу, она пыталась что-то возражать! Рот раскрыла, качнулась в его сторону, но была так пьяна, что даже звук ее голоса вызывал в нем отвращение. Оказывается, отвращение можно испытывать и к самому близкому, самому любимому человеку на земле. Пролитое вино, пятном расползающееся по ткани халатика, стало последней каплей.
Он отнял у нее те пять минут, которые сам же дал в распоряжение. Подлетел к дивану, перехватив бокал, отшвырнул его в сторону. И потянул ее на себя.
— Юра, кран открой! — рявкнул Мирош, когда волок ее, издающую возмущенные звуки, по коридору, где все еще маячил Юрик. Когда-то давно, когда Мила еще только начала к нему бегать — сбега́ть — в эту ветхую, полуразвалившуюся на куски квартиру, он сам отзванивался кому-нибудь из дома, чтобы забрали. Совесть перед семьей, в которой он проработал не один год, все еще мучила. И бродил тенью за собственной женой, которая ушла от него после той истории. Ничего и нигде так и не срослось. Юрикова баба уехала с детьми в другой город. Сам Юрик постепенно спивался. Мила периодически подкидывала ему денег. Отец жил параллельной жизнью, вспоминая про мать только тогда, когда та начинала переходить все возможные грани. Имидж. Чертов имидж. Репутация — сначала депутата городского совета, потом парламента, потом главы города.
