Последующие полчаса пролетели как две минуты. Бун до упора гонял худосочного товарища по пыточной, пока в ней не стало более–менее чисто. Когда с уборкой было покончено, оба уселись на топчан и раскупорили помутневшую бутылку. На шестом глотке завязался разговор.
— Если бы де Бромосса дал мне право выбора, я бы начал с мелкого. Очень уж у него рожа мерзкая. По–любому он дирижабль и семинарию выпотрошил. Раз серпы при себе таскал. Вон! Посмотри, — Додо кивнул на корзину с личными вещами пленников. — Кровью все заляпаны. Сколько он церковников нарезал? А?
— Нее, — после изрядной дозы дешёвого виски коренастый раздобрел и с охотой поддержал разговор. — Издохнет через минуту. Второй так же. Хлипкие совсем. Крутил я таких. Визжат как свиньи и обмороком падают. Лучше с тех начать! Смотри какие здоровенькие. Краснухи с ведро наберётся, если вдоль резать, — захмелевший Бун харкнул в сидящего Руперта. Тот смиренно опустил голову. — Чего смотришь, морда? Скорлупу тебе сейчас вскрою, паскуда.
— Да ну тебя! Тогда бы уж бабёнку, с дочкой которая была. Такой клещи к носу поднесёшь, сразу на всё готова! Жалко, что их чернухи в монастырь увели. Так бы поразвлекались. Да?
— Хлебало то прикрой! Де Бромосса такое услышит, из самого «знатную даму» сделает. Он то глаза закрывает на наши дела покуда ему выгодно. Так что за тявкалкой–то следи.
— Да будет тебе, — затянул сутулый. — Ты ж меня знаешь, я только конченных в расход пускаю. Де Брамосса если рукой махнёт, значит можно.
Сверху заколотили в дверь. Душевно беседующие отморозки подскочили с места. Бун помчался ко входу, а Додо схватил плётку и для порядку влепил Руперту поперёк спины. Тот едва слышно прохрипел, но не закричал. За что получил добавки.
Бенджамин поймал взгляд приятеля и еле заметно кивнул. Ну ничего! Придёт время.
В пыточную спустился тот самый Де Бромосса — мерзкий тип с чёрненьким пушком над пухлыми шелушащимися губами. Выпирающие зубы не прекращая что–то перемалывали, отчего бугристые щёки ходили волнами. Непомерно высокий лоб небрежно измазан пудрой, что только подчёркивало запущенную с детства экзему. Широко посаженные глазки с пушистыми ресницами, напрочь убивали последнюю надежду на его адекватность.
— Что тут у нас, — прогнусавил инквизитор. — Три, четыре, пять, шесть. Почему шестеро? А где седьмой?
— Дык. Эти только час как прибыли. А «противные» … сколько их. Двое. Вот они сидят.
— Я в курсе про новеньких. А почему «противников» всего двое?
