Он почувствовал, как краснеет, и отвернулся. Уже хотел промямлить извинение, когда услышал ее:
— Вам куда лучше идет обычная одежда, чем эта пышная форма. Видать, потому я вас и запомнила.
Позже, намного позже ему придет в голову, что, быть может, запомнила она его потому, что наблюдала за ним, пока он сидел на улице перед баром с приятелями и слушал, как разочарованные в жизни бойцы ИРА[21] костерят бриташек и жалуются, как скатился район из-за того, что понаехали негры и латиносы с их чушью насчет гражданских прав, устраиваются работать в метро, дворниками, вахтерами, дерутся за объедки и куриные косточки, которые им всем смахнули со своего стола Рокфеллеры и иже с ними. Катоха вдруг пробормотал:
— Значит, ее смерть расследовать не нужно?
— Расследуйте что хотите. Хетти была суровой бабой. Суровая из-за суровой жизни. Но хорошая. В их доме штаны носила она. Пиджак делал все, что она велела. Не считая случаев, — она хихикнула, — когда доходило до сыра.
— Сыра?
— В одном корпусе каждую первую субботу месяца раздают бесплатный сыр. Хетти это терпеть не могла. Они все время из-за этого ссорились. Но за этим исключением жили в ладу.
— Как думаете, что с ней случилось?
— Пошла в гавань и утопилась. С тех пор в этой церкви дела идут скверно.
— Почему она, по-вашему, утопилась?
— Видать, устала.
Катоха вздохнул.
— Так мне в рапорте и писать?
— Пишите что хотите. Сказать по правде, я надеюсь, что Пиджак уже смотал удочки. Димс не стоит того, чтобы садиться из-за него в тюрьму. Больше нет.
— Понимаю. Но этот ваш вооружен. Может, и опасен. А из-за этого становится опасно на улицах.
Сестра Го фыркнула.
— Тут опасно вот уже четыре года как, с тех пор как появился этот новый наркотик. Эта новая дурь — не знаю, как называется, — ее курят, ее вкалывают в вены шприцами… что ни делай, а стоит попробовать несколько раз, как уже не слезешь. Ничего подобного я здесь не видела, а я повидала многое. В районе все было хорошо, пока не появился новый наркотик. Теперь каждый вечер стариков избивают, когда они возвращаются с работы, отнимают получку, хоть ее и так кот наплакал, только чтобы торчки могли купить еще отравы у Димса. Ему должно быть стыдно. Будь его дедушка еще жив, пришиб бы его на месте.
— Понимаю. Но этот ваш не может вершить суд самолично. Вот для чего придумали это. — Катоха поднял ордер.
Теперь ее лицо посуровело, между ними снова разверзлось пространство.
— Так работайте. А раз уж начали разбрасываться ордерами, может, выпишете ордер и на того, кто спер деньги нашего Рождественского клуба. Думаю, там тыщи две будет.
