Спрыгнув, наконец, на землю, Ахиллес сощурился. В его глаза ударил солнечный свет, который в кабине сильно ослаблялся светофильтрами. “Вернувшийся” стоял, или вернее сказать, полулежал на самом краю огромного поля.
Ахиллес попытался скрыть досаду, осматривая звездолет.
– Виртуозненько, блять. Ничего не скажешь.
Прятать эмоции у него выходило не очень.
Позади корабля начиналась не то роща, не то полноценный лес. Следуя предписаниям кодекса Пилотов, правильнее было бы "осуществить посадку корабля на расстоянии не менее 250 метров от ближайшей естественной или искусственной неровности, а также иного вида рельефа, затрудняющего обзор местности вокруг посадочного поля". Но Ахиллес решил послать это правило ко всем чертям.
Он подошел к линии подлеска, лег на траву и разгерметизировал шлем. Воздух, который вот уже не один десяток лет превращал в труху легкие каждого человека, устремился в его широкую грудь. Пахло прелой луговой травой. Из-за спины струился сырой запах леса. Земля, которая избавилась от людей, была все такой же прекрасной. Ахиллес вдруг понял, что его сумбурный путь кончается. Последние годы, едва очнувшись после сорокалетнего криосна, он потратил на возвращение сюда, хоть и знал, что это грозит неминуемой смертью. И вот дорога, что так бездарно завела его в небытие, из которого он вышел стариком, уткнулась в пункт назначения. На глазах молодого пилота, враз оказавшегося в теле седого старца, предательски выступили слезы. Он глубоко дышал и представлял, как зараза стремительно сокращает последние минуты его жизни.
Решивший бросить курить Ахиллес достал пачку и чиркнул зажигалкой. Он мог позволить себе сигарету наедине с девственно чистой от людей планетой. Из леса вылетела, шумно хлопая крыльями, семья перепелов. Мир, очистившийся от людей, теперь принадлежал им, самым первым его обитателям – животным.
На обезлюдевшей планете лежал пилот и курил. Как вдруг лес за его спиной заговорил хриплым и подвыпившим, но вполне человеческим голосом.
– Мд-а, после такой посадки я бы еще и выпил. Будешь?
Колеса деревянной телеги тихо поскрипывали в такт шагам сгорбленной кобылы. В воздухе плыл жаркий аромат летнего сухостоя. Высушенные летние травы отдавали свои горьковатые запахи безграничному небу. Солнце светило тем ярче и веселей, чем меньше медовухи оставалось в бутылке Ахиллеса.
Его новый знакомый сидел рядом и, виртуозно отмахиваясь от пристающих мух, умудрялся одной рукой держать вожжи, а другой попеременно отгонять насекомых и браться за бутылку с такой же медовухой. Однако она уже была практически пустой. И с каждым разом этот факт беспокоил ее владельца все больше.
