– Эй, – произнесла таинственная тварь, сидевшая напротив меня.
– Это человек! Это человек! – затараторил мой проводник. – Человек. Человек, живой человек, как и я.
– Заткнись, – ворчливо произнес голос из темноты.
Я ел кокосовый орех в напряженном молчании. Изо всех сил всматривался я в темноту, но не мог больше ничего различить.
– Это человек, – повторил голос. – Он пришел жить с нами?
Голос был хриплый, с каким-то особенным, поразившим меня присвистом. Но произношение его было удивительно правильно.
Обезьяно-человек выжидательно поглядел на меня.
Я понял его немой вопрос.
– Он пришел с вами жить, – утвердительно сказал я.
– Это человек. Он должен узнать Закон.
Теперь я стал различать какую-то темную груду в углу, какие-то смутные очертания сгорбленной фигуры. В берлоге стало совсем темно, потому что у входа появились еще две головы. Рука моя крепче сжала палку. Сидевший в темном углу сказал громче:
– Говори слова.
Я не понял.
– Не ходить на четвереньках – это Закон, – проговорил он нараспев.
Я растерялся.
– Говори слова, – сказал, повторив эту фразу, обезьяно-человек, и стоявшие у входа в пещеру эхом вторили ему каким-то угрожающим тоном.
Я понял, что должен повторить эту дикую фразу. И тут началось настоящее безумие. Голос в темноте затянул какую-то дикую литанию, а я и все остальные хором вторили ему. В то же время все, раскачиваясь из стороны в сторону, хлопали себя по коленям, и я следовал их примеру. Мне казалось, что я уже умер и нахожусь на том свете. В темной пещере ужасные темные фигуры, на которые то тут, то там падали слабые блики света, одновременно раскачивались и распевали:
– Не ходить на четвереньках – это Закон. Разве мы не люди?
– Не лакать воду языком – это Закон. Разве мы не люди?
– Не есть ни мяса, ни рыбы – это Закон. Разве мы не люди?
– Не обдирать когтями кору с деревьев – это Закон. Разве мы не люди?
– Не охотиться за другими людьми – это Закон. Разве мы не люди?
И так далее, от таких диких запретов до запретов на поступки, как мне тогда показалось, безумные, немыслимые и потрясающе непристойные. Нами овладел какой-то музыкальный экстаз, мы распевали и раскачивались все быстрее, твердя этот невероятный Закон. Внешне я как будто заразился настроением этих звероподобных людей, но в глубине моей души боролись отвращение и насмешка. Мы перебрали длинный перечень запретов и начали распевать новую формулу:
– Ему принадлежит Дом страдания.
– Его рука творит.
– Его рука поражает.
