— Этот воск сделан в Багдаде, — объявил он. — Воск султана всегда изготавливается в Стамбуле, специально нанятым человеком. Его запах сильно отличается от запаха воска этой печати. Сдаётся мне, Ахмет, что ты повинен в нарушении приказа султана, ибо я уверен, что он запретил тебе открывать это письмо. Кроме того, вскрыть любое письмо, предназначенное мне — тяжкое преступление. Вдобавок, ты собирался украсть часть сокровищ и, несомненно, сделал бы это, не застань я тебя на месте преступления. Совершенно ясно, что ты заслуживаешь смерти или изгнания из Персии. Я позволю тебе выбрать. Что же?
— Смерть, ваше величество! — сказал Ахмет, с лицом, выражавшим страх и стыд.
— Принесите мне сокровища, — приказал Чингиз кому-то из своей свиты. Они спешились и поспешили выполнить его приказ.
— Теперь, Ахмет, — произнёс шах, — возможно, ты захочешь узнать, как я нашёл тебя здесь. Я с нетерпением ждал твоего возвращения и отправился навстречу тебе с несколькими слугами. Когда мы добрались до этого холма, то увидели твоего коня, привязанного к дереву, и поняли, что ты где-то поблизости. Я заметил пещеру, и сразу же догадался, что ты вошёл внутрь с какой-то целью, которая тогда мне ещё была неизвестна. Я последовал за тобой и обнаружил тебя собирающимся забрать алмаз из клада. Это всё.
— Ваше величество, — сказал Ахмет, — молю о вашем снисхождении. Если бы султан не запретил мне открывать письмо, все эти неприятные события никогда бы не произошли. В моральном отношении вся вина лежит на нём. Всё остальное совершило моё любопытство, а не я. Я оказался беспомощен перед его влиянием.
— Все твои объяснения весьма изящны, но кади не принял бы их, — ответил шах с весёлой улыбкой.
Ахмет склонил голову, покоряясь судьбе, и сказал:
— Хорошо, ваше величество. Если вы так говорите, значит, так оно и есть.
— Не пытайся смягчить мой приговор лестью, — ответил Чингиз. — Если ты продолжишь эти попытки, то лишь навредишь себе.
Не в моих силах описать душевные муки, которым подвергался Ахмет следующую неделю. Достаточно лишь сказать, что к тому времени, когда он и его тюремщики прибыли в Исфахан, он потерял немало фунтов собственного веса.
Шах внимательно наблюдал за ним и начинал жалеть беднягу. В день, назначенный для казни Ахмета, он призвал этого человека к себе.
Палач и его колода уже находились в зале. Два стражника стояли по обе стороны от узника. Больше в покоях ничего не было. Мгновение царила тишина, а потом шах заговорил.
