– Мы ведь не потому пришли в Аир, что у нас нет своих женщин, – грустно улыбнулся Брэйдан.
Она придет из мира Солнца,
Дыханье жизни в мир проклятый неся.
Растают льды под поступью ее,
Вернется жизнь на круги своя.
По доброй воле выберет она,
Родное сердце для себя.
Не слишком складно продекламировал северянин строки на моем родном языке.
– Нам нужна наследница Аира, чтобы разбить замкнутый круг, – уверенно произнес он.
– Но почему именно наследница? – с растущим интересом спросила я.
– Ну, потому, что никто больше к нам особенно не спешит уже очень давно… особенно по собственной воле, – хмыкнул он. – Если мы не будем пытаться, если не станем искать выход, то сам мир забудет о нас, а тот, кто ищет, всегда найдет, – убежденно сказал он.
– Ладно, я купаться, – встрепенулся северянин, словно сбрасывая с себя всю тяжесть этих мыслей. – Ты точно не пойдешь? – спросил он, вопросительно изогнув черную как смоль бровь.
– Не, Брэйдан, как сделает Кельм из меня нормального мужика, так и поплаваем, – попыталась отшутиться я.
– Ну, ловлю на слове, – хмыкнул мужчина, поднимаясь с травы и начиная развязывать шнуровку брюк. – Знаешь, не зацикливался бы ты на этих глупостях. Время придет и возьмет свое, и ты вырастешь. На твоем месте я бы послал Кельма куда подальше. С чего он взял, что если топать пешком до наших земель, то ты непременно подрастешь?
– Хороший вопрос, – пробурчала я себе под нос, стараясь лишний раз не смотреть на постепенно обнажающегося мужчину.
Нас учили, что тело – это всего лишь сосуд для души. Но почему-то никто не говорил, что я буду испытывать неловкость и стыд, смотря на то, как раздевается совершенно незнакомый мне мужчина?!
– Что-то не так? – спросил Брэйдан, заметив, как заливает мои щеки постыдный румянец.
Он стоял передо мной в коротких домотканых штанах, а я из последних сил старалась усидеть на месте и не броситься сквозь лес напролом к стоянке. Чувства, которые я испытывала в этот момент, были такими новыми, странными, пугающими. Казалось бы, я прожила всю свою сознательную жизнь в монастыре, где жили одни мужчины. Но все они воспринимались как родные, ничего подобного по отношению к кому-либо из них я никогда не испытывала. Да что тут говорить, я ни к кому ничего подобного не чувствовала. И чего тут было больше, желания подойти ближе или убежать напролом через колючие кусты, не знаю.
– Все нормально, живот просто болит. Я, пожалуй, пойду, надо мне, – густо покраснев, прошептала я, поднимаясь на ноги.
