Бернардье шагает из конца в конец камеры и вслух размышляет:
— Он. Тот, кого мы не знаем. И не понимаем. Но мы должны следовать Его воле. Потому что это Он! Он превыше всего — превыше долга, радости, искусства. А ведь никто Его и в глаза не видел. Господи, какой же я смешной: может быть, Его вообще не существует! Но это не имеет значения. Куда важнее, что Он требует, навязывает свою волю, правит…
— Довольно об этом, Бернардье. Вы будете продолжать спектакль? — спрашивает полковник.
— Зачем? Покушаться на порядок — не в наших правилах, господин полковник.
— Ну вот, надулся, как маленький. В вашем распоряжении последние часы. С минуту на минуту явятся инженеры из «Юнайтед роботс», чтобы стереть память в твоих артистах. Таково решение Лорда-констебля.
— Я заявляю решительный протест, это произвол! Роботы — моя личная собственность!
— Получишь компенсацию, Бернардье.
— Это беззаконие!
— Отнюдь, милостивый государь, это и есть Порядок. Да и что есть закон? Закон — это Лорд-констебль. Так что заканчивай представление. Я могу остаться?
— Да, господин полковник.
— Дай только слово, что никому… ни слова о том, что я остался… Что смотрел спектакль…
— Обещаю, господин полковник.
Резкие порывы ветра доносят до меня все оттенки зловония, швыряют к ногам полиэтиленовые мешочки, обрывки бумаги, синтетические галстуки и воротнички. На что только не натыкаешься на терриконах этой огромной свалки — на разбитые унитазы, шелковые перчатки, рваные журналы мод, магнитофонные ленты, драные ботинки, птичий пух, бутылки, резиновые клизмы. Здесь представлено практически всё, что современный человек покупает для того, чтобы выбросить.
Отношения человека с мусором всегда казались мне странными: они напоминают любовные. В магазинах огромные толпы покупателей с боем расхватывают любой вздор, выброшенный на прилавки, а всего неделю спустя эти вещи уже поступают ко мне — Генеральному мусорщику Дарлингтона. Если прижаться ухом к земле, можно уловить равномерный рокот. Это не пульс планеты, не какие-нибудь генераторы или энергетические коллекторы, а вены двадцать второго века — мусоропроводы.
Вначале человек заглатывает.
Чтобы иметь, что заглатывать — он тратит миллионы. Расплачивается кровными грошами за наслаждение иметь. Но жизнь вещей коротка: их нарочно делают так, чтобы как можно скорее они оказывались в утробе домашнего утилизатора первичной обработки. Оттуда они попадут в городскую «печень» (там из массы удаляются токсины), затем направляются в толстые или тонкие кишки, уже упомянутые мусоропроводы, а в заключение мощные пульсаторы проталкивают их через анус Дарлингтона. Тут и поджидаю их я.
