Слава поднимает и ахуевает – он еще жив, жизнь в микросхемах еще бьется, треплется крыльями милых капустниц. И там открытый диалог с Марией, всего лишь одна тонкая трещина, от одного уголка до другого, стекло насквозь пронзает и черный пластик.
Так не бывает.
А еще не бывает сообщений, которые он не помнит, чтобы отправлял, в открытом диалоге, который он точно не вел.
И Маша, выдающая свою подружку Хафман.
И нет, приписка «твои друзья слили» не придает этому «диалогу» вменяемости, никаким друзьям он не говорил, и если Маша подумала таким образом ему поднасрать, выдавая свои источники, ну…
Слава качает головой, сам в себе разочаровываясь, в субтильных девах с бледной кожей, не знающих косметики, похожих на хрупких, нежных, но мальчиков, с не свисающими волосами до лопаток.
У Каррелова сверхъестественная способность находить Славу тогда, когда тот лапками гладит дно. Вот и сейчас на кромке серых глаз беспокойство, скрытое ледяной коркой. Он весь такой, «ироничный», изморозью покрытый, серьезный (?), спокойный (?), мейнстримно-карреловски сжатые губы, надета маска.
– Слав?
Он делает пару шажков вперед, вжимается в плечо, как тогда, пародируя объятья.
– Хафман что-то знает, она сказала своей подружке, что я теперь работаю на тебя.
Каррелову умненькие глазки подсказывают прошерстить все его диалоги, о чем он и шепчет Славе, обнимает его, прижимая ближе.
Глаза распахиваются и хочется непроизвольно отстраниться, но Александр держит крепко. Тепла в груди так много, что плавится сердце. Слава сам вжимается до боли в плечо, прикрывает сухие глаза. В таком сросшемся, с ослабевшей рукой Славы айфоне, свободной рукой листает его диалоги, копаясь, потроша его внутренности, его череп, его дружбу, на потеху плывущим по лестницам. Славу зажимают у стены.
– Надо наведаться к этой Хафман, – прокручивая изнанку блогерской тусовки, думает Каррелов, – я проведаю Свету.
Кгбшники не догадаются, я просто защищаю свою интрижку с Александром.
И сам себя стыдит, когда под рёбрами боль растекается, поражая его органы. Их перешептывания о рептилоидах, их объятия до ломоты, до синяков, как взгляд Александра меняется от попавшего в Славины лапы.
Это не «интрижка», она не может быть такой, не может, не может, это…
Слава чуть не ляпнул любовь, сжигая все под кожей, к хуям.
– Будь осторожен, Слав.
– Не доверяешь мне?
– Да в том-то и дело, что только тебе и доверяю.
Слова эти подносят спичку к коже и все вспыхивает, обугливается подожженной сигарой.
