Очарование Египта | страница 17
В полночь в гостинице «Семирамида» дыхание Нила мягко приоткрыло моё окно. В пустоте ночи круглая луна легко балансировала на пышной листве банана.
– Эх! Эх! Эх! – доносились ночные гафиры,>30 окликая одна другою.
Затем я проглотил луну, пока её не украли, подумав, что подкрепиться никогда не поздно, настолько я был зачарован этим соревнованием арабских сладостей.
XVI. Прогулка с моей матерью по пляжу старого порта
В один из обычных январских египетских дней, медлительных, мягких, экстатических и золотистых, я отправился навестить Константиноса Кавафиса,>31 знаменитого греческого поэта, отдававшего предпочтение своей родной Александрии перед своими далёкими и отвлечёнными Афинами.
Он с воодушевлением рассказывал мне об известном итальянском публицисте Катраро>32 пока я обдумывал и оценивал причины исторической ностальгии, могущие связать душу поэта с лазурным полукругом Старого Порта, теперь заброшенного, но когда-то заполненного роскошными двухмачтовыми галерами.
Это была одна из тех вечерних прогулок, какие так любила моя мать, и в которых я, тогда шестнадцатилетний, сопровождал её, стараясь согласовывать свои мечтательные шаги с её решительной и торопливой поступью. Казалось, что она гналась за своими горестными воспоминаниями; я был зачарован пламенеющим закатом, мастером войны и героизма, раз за разом разыгрывавшим всевозможные сцены сражений облаков, пурпурной кавалерии, залпов солнечных лучей, крушения золотых замков и т. п.
Нас осаждало ужасное зловоние огромной скотобойни, лиловатой лачуги, заваленной окровавленными шкурами, кучами отходов в сопровождении раздражённого мычания. Мои ноздри помнят отвратительное дыхание всемогущей смерти в этом зловещем пейзаже, посреди теней призрачного стада, испугавшегося арабов в чёрных юбках и шлёпанцах, проходивших мимо по берегу, вдоль сверкающей воды. Теперь огромной скотобойни больше нет, просторный мощёный причал, защищённый бетонными блоками, позволяет без труда подойти к римским развалинам, выступающим из синей морской глубины.
Свежая летучая морская соль горьких воспоминаний. Дерзкий шёпот пены, подстрекавший меня в детстве к нырянию. Два наших эбеновых профиля на фоне светящегося неба из белой мастики, выделяющиеся на розовом ногте пальца одной из двух рук Старого Порта. Другая рука выдвигает далеко в открытое море форт Кайд-Беи>33 древнее строение, белёсое и обветшавшее, которого, вероятно, не замечали мечтательные глаза Кавафиса, поскольку перед его взором высился когда-то стоявший на его месте древний маяк, одно из семи чудес света.
