С возрастом из-за перенапряжения он стал раздражительным до такой степени, что это тревожило его близких сотрудников. Роберт Люциус фон Балльхаузен, вошедший в число приближенных Бисмарка в 1870 году и в 1879-м назначенный министром в прусское государственное министерство[5], видел своего шефа часто и замечал происходившие в нем перемены. Еще в 1875 году он писал:
…
«22 февраля. Удивительная черта характера Бисмарка — жгучее желание мести и возмездия за реальные или химерические проявления неуважения. В своей болезненной раздражительности он воспринимает как выпад против него то, что другой человек таковым совершенно не считал и не намеревался делать… Сегодня очень приятный вечер. Он трапезничает, отрезает сам ломтики индейки, запивает четвертью или половиной бутылки коньяка вперемешку с двумя или тремя бутылками «Аполлинариса». Днем, говорит, ему ничего не идет в горло, ни пиво, ни шампанское, но коньяк с минеральной водой — это то, что надо. Он заставлял и меня пить вместе с ним, поэтому мне трудно судить о том, сколько он поглотил»[27]
«4 марта. Внутриполитическая ситуация меняется с калейдоскопической скоростью… Бисмарк подходит ко всем вопросам со своей колокольни, не намерен уступать ни грана влияния и меняет позицию каждый день. Когда ему претит что-то делать, он баррикадируется волей кайзера, и все знают, что он добьется своего, если захочет»[28]
Трудно представить, как можно служить под началом такого человека, который не терпит инакомыслия, воспринимает любое несогласие как проявление нелояльности и не прощает обиды. Фридрих фон Гольштейн, обожавший Бисмарка, когда был молодым дипломатом, писал позднее, разочаровавшись в своем кумире: «Бисмарк испытывал психологическую потребность в том, чтобы своей властью изводить, унижать и мучить людей. Пессимистический взгляд на жизнь отравил все человеческие удовольствия, оставив ему только один источник развлечения, и будущему историку придется признать, что режим Бисмарка представлял собой нескончаемую оргию презрительного и оскорбительного отношения к человеку, коллективного и индивидуального. Она была и причиной величайших просчетов Бисмарка. Он был рабом своего темперамента и эмоциональных взрывов, для которых не существовало разумных объяснений»[29]
«Будущий историк» может согласиться с фон Гольштейном лишь отчасти. Холостяк-одиночка, старший государственный служащий писал эти слова после 1906 года, огорченный тем, как его выдворили из дипломатического истеблишмента. Он с такой же горечью отзывался о Германии и положении, в котором она оказалась. Гольштейн близко знал Бисмарка с 1861 года и одно время был его почитателем. «Будущий историк», конечно, знает, как часто Бисмарк грубил и обижал людей, и то, о чем написал Гольштейн, отмечали и другие их современники. Однако в международных делах Бисмарк вел себя совершенно не так, как дома — без злости и иррациональной раздражительности. В международных делах он должен был считаться с силами, находившимися вне его контроля, и ему приходилось действовать со всей рациональностью и осторожностью, на какую только был способен. В своей стране он тоже проявлял благоразумие и дальновидность, вводя страхование по старости, инвалидности и болезни, но страх и ненависть к социализму закрыли ему глаза на другие социальные проблемы. Мы не будем раньше времени выносить приговор оценке Гольштейном деятельности одного из самых интересных, одаренных и противоречивых представителей человеческого племени, поскольку переходим к описанию его жизненного пути. Читатель сам сделает выводы.
