Пара дней тотального кота нас не столько объединили, сколько разъединили еще глубже, резче – в какой-то момент мы начали его бояться: кот, поначалу с тревожной преданностью спавший на голове мужа, укутывая ее, как меховая шапка, стал бродить по ночам, гулко и ритмично топая нежданно жесткими своими ножками. Мы его не видели, но мы его чувствовали.
– Ты и правда хотел меня убить и неосознанно выдаешь это через кота, – говорю я мужу, вылавливая топающего кота в коридоре, чтобы запереть его в пустой детской, и получаю два кровавых укуса в и без того травмированное, искривленное мое запястье. Кровь капает на паркет – как будто топает маленький кровяной невидимый человечек.
– Это не мой кот! – кричит муж с дивана в гостиной, где он теперь спит.
– Вспомни хорошенько! Ответы на всё – в твоем подсознании!
– Подсознания нет, – испуганным и вдруг совсем не сонным голосом говорит муж.
Может быть, кот настоящий? А вдруг это ктик? Можно было спросить у Лины, но я решила спросить у А.
«Слушай, – написала я ему, – у нас появился кот».
«Сделай ему аборт, – посоветовал А. – Пожалуйста, перестань меня мучать».
И положил трубку, хотя тут нечего класть и это не трубка.
У меня в животе зашевелилось мое надрывное беговое сердце, нахлынула волна таблеточной, колючей боли – я знала эту боль, я обычно испытываю ее, когда меня кто-то игнорирует и наотрез не хочет со мной общаться. Ghosting, я cнова вспомнила слово, ghosting. Но говорят ли призраку: пожалуйста, перестань меня мучать?
Я не уверена, что та боль, которую я чувствую, похожа на боль, которую я испытывала, когда была собой; вот мы и нашли эвфемизм, от которого опять же не больно, – но не потеряем ли мы его снова? Я бы сказала, что в состоянии дубликата я реже испытываю так называемую душевную боль, а если и испытываю, то она далеко не такая интенсивная, как я помню. Тут воспоминание расходится с ощущением. Но в данном случае это она – душевная боль. Будто замотанная в несколько слоев плотных пыльных портьер, но точно она.
Чтобы унять боль, я решила возобновить вечерние пробежки – так делали герои книг и фильмов, и по сценарию им обычно становилось легче и никто не плевал печенью. Но как только я добежала до моего уютного кладбищечка, которое я не увидела даже, а почуяла слева от себя некоей оранжевой, физалисовой, пергаментной волной шероховатого тепла, я увидела странную сгорбленную фигуру – ровно на моей тропинке, на моем пути.
Шпион? Тот, кто жег костры? Ой, лучше бы мне не знать, кто их жег.
