Аэропорт Бен-Гурион, Тель-Авив, улица ха-Барзель 20, Рамат ха-Хаяль, клиника «Ассута». Я в том хостеле, куда меня Семен Аронович привел обитать, только ночевала, потому что практически безвылазно торчала либо в палате у мамы, либо, пока ей проводили очередную процедуру, околачивалась в комнате ожидания на том же этаже. И, по-моему, чуть не в первый раз в жизни искренне молилась всем богам, которых только сумела наскрести в памяти. И потом так же искренне рыдала, когда вышедший мне очередным утром навстречу Семен Аронович только покачал головой и сказал: «Сердце не выдержало».
Пружина, которая постепенно закручивалась внутри меня все последние годы, в одночасье лопнула и рассыпалась где-то в районе груди режущими осколками. Никогда. Никогда я ее больше не увижу, никогда она больше со мной не поговорит, никогда больше не поддержит. Никогда. И вот зачем, тогда, спрашивается, были все эти трепыхания и старания? Зря. Все было зря. Теперь я осталась одна.
Как-то мимо меня прошла процедура оформления документов на вывоз тела за границу. Представитель консульства России что-то чирикал о разрешении на вывоз тела, называя его Export Permit, мне что-то объясняли окружающие про справку, свидетельствующую о запайке железной обшивки гроба, но мозг наотрез отказывался воспринимать окружающую действительность. Даже предложение Семена Ароновича о переносе выплаты долга не зацепилось за сознание. Ощущение ватного кокона – все, что я помню, пока наш самолет с телом матери в багажном отделении не приземлился в аэропорту Шереметьево.
Меня встретил Вик, и только тогда я начала хоть что-то соображать. Нужно договориться чтобы гроб отправили… куда? В морг? В какой? А кто это решает? Где его кабинет? Что нужно? Понадобится транспорт? Правильно, не легковушку же использовать…
Похороны я тоже запомнила плохо. Морг, цветы, крематорий, соболезнования… Да какая теперь разница, что они там о маме думают… А вечером мы с Виком тупо нажрались. Никогда не думала, что в меня физически может влезть столько алкоголя, потому что часы шли, а водка меня не брала, потому что на тело, погруженное в 40-градусную жидкость законы не действуют. И только где-то под утро, видимо от усталости, я почувствовала, что начинаю отрубаться. Вот тогда я и проговорилась о предложенном способе вернуть долг. Как Витька орал! «Да чтоб он пошел! …в шестое измерение» было наиболее цензурным.
– Прошу тебя, не соглашайся на это! Я сам достану денег. Тебе не придется расплачиваться.
