«И это написал я?! Какой кошмар…» – против неправды восставало что-то внутри меня, наверное, совесть, пока я вчитывался в статью трезвеющими глазами. Мама меня так воспитала, что я не могу врать. Как же я посмотрю ей в глаза, если моя фамилия будет красоваться под этой ложью? Абсолютно каждое предложение вызывало внутренний протест: «Нет, так не годится… это надо исправить…» – бубня себе под нос, комментировал я каждое свое решение и тут же подкреплял его соответствующим действием.
Глядя на меня, трудно было понять, что в данный момент здесь происходило яростное сражение сил добра и зла. Вранье ловкими увертками и недомолвками скрывало или маскировало что-то более важное и главное – истину. «…Ведь это же неправда… – искренне возмущался я, натыкаясь на вопиющую ложь. – Ну что это за лицемерие – селекционеры пород? – не унимался я, в который раз перечитывая и вновь исправляя прочитанное. – Надо раскрыть суть проблемы: извращенцы – вот так гораздо честнее… А это что за слюнтяйство – экстремальный короткошерст?! Как бы ни так – несчастный лысый уродец, жертва безрассудных человеческих экспериментов», – и так далее в том же духе…
Истина, безусловно, сильнее лжи, и чем больше она торжествовала победу, тем все острее становилось опровержение, обретая акценты первого репортажа. Даже заголовок с дипломатичного как-то незаметно поменялся на более прямолинейный:
«СВИНЬЯ ГРЯЗЬ ВСЕГДА НАЙДЕТ».
– Ты че, еще тут? – с нескрываемой злобой зашипел на меня Эдик и поглядел на часы, когда вернулся с перекура и увидел, что я даже и не думаю останавливаться, а, наоборот, впал раж.
– Да погоди ты… Видишь, вот ведь как оно получается… – не обращая на него внимания, я продолжал трясущимися пальцами паркинсонить по клавиатуре листэссо тэмпо.
Эдик не на шутку забеспокоился:
– Эй, ты че там строчишь? Ну-ка, дай-ка гляну… – он уставился в монитор, после чего выдохнул не своим голосом: – Йёо-о-о-ханый баба-а-ай… Это еще что такое?!
– Да все нормально, Эдик, не ссы в трусы, я только кое-что исправил… так, самую малость, – успокоил я нервного верстальщика. – Сам посмотри.
Под натиском его обостренной костлявости мне пришлось уступить верстальщику кресло. Он упал в него и стал судорожно бегать печеночными глазами по монитору, нашептывая:
– Это же другой текст… Ты что, удалил историю изменений?.. Что ты натворил?! Меня же теперь из-за тебя уволят… О го-о-осподи-и-и… – обреченно вздохнув, Эдик уронил голову на ладони, и его пальцы зарылись в курчавую черную шевелюру…
