Продолжая стоять на пороге, я вглядываюсь в серый полумрак и теперь различаю в нём сидящего на стуле человека. Из-под бесстыдно задранной юбки торчат две оголённые идеальной формы ноги. Ноги босые, одна согнута в колене, другая неестественно и некрасиво вывернута. Создаётся впечатление, что это фотомодель, которая долго корячилась на стуле, чтобы выбрать позу пооригинальнее, но получилось безобразно, как и многое из того, что в последнее время можно наблюдать на глянцевых обложках. Голова незадачливой фотомодели запрокинута назад.
Продолжая стоять на пороге, я три раза громко хлопаю в ладоши.
– Браво! Я смотрю, ты уже полностью вжилась в роль. Молодец, играешь по Станиславскому. Напрасно стараешься… на твой спектакль сегодня никто не придёт. Остальные актёры отказываются участвовать в постановке. Ты меня слышишь?
Стерва никак не реагирует на мои слова и продолжает сидеть неподвижно.
Я делаю два шага, осторожно приближаясь к ней.
– Ты бы хоть прикрылась. А-а не можешь? Ну я тебе помогу.
Кончиками пальцев я беру за подол юбки, пытаясь хоть чуть-чуть подтянуть её пониже, чтобы закрыть кружевные трусики. Оттягиваемый стрейтч пружинит и возвращается на своё место. Всё остаётся на своих местах, как в статичной картинке. Что-то здесь не так. Я поднимаю голову выше юбки и вижу, что…
Разорванная блузка окровавлена, на оголённом животе и под обрезом кружевного лифчика несколько темных пятен, будто древний школяр оставил на белом пергаменте несколько клякс. Голова Стервы неестественно запрокинута назад и мне видна только часть белой, тонкой как у лебедя шеи.
– Жанна…ты меня слышишь? Тебе не кажется, что это через чур? По- моему, ты переигрываешь.
Я чувствую, как мой голос превращается в шёпот. Во мне будто поселилась холодная змея, которая шевелится где-то изнутри, обвивая мой желудок. Моя рука с растопыренными пальцами застыла над неподвижным телом.
– Жанна ты чё…мёртвая что ли? – Этот странный вопрос сам собой срывается с моих губ. Странный, если задавать его живому человеку, ещё более странный, если спрашивать мёртвого, в надежде, что он подтвердит твою страшную догадку.
Жанна не отвечает. Она неподвижна как стальные трубы, переплетающиеся за её спиной.
Я осторожно опускаю руку и прислоняю подушечки пальцев к бумажно-белой шее. Пальцы обжигает холод. Ощущать этот холод намного болезненнее, чем в минус пятьдесят прикоснуться к стальной поверхности. Это очень больно и страшно ощущать холод от того, что должно быть тёплым. Я отдёргиваю руку и неопределённое время стою над телом. Мой взгляд залип на этой белой коже, и я не могу его оторвать. Усилием воли я беру себя в руки и начинаю осторожно отходить назад, шагаю, продолжая таращить глаза на неподвижную большую куклу.
