Мы слезли с лошадей, я снял свой карабин и повесил на спину.
Клирик бодро повел нас в свою комнату. Было видно, что он рад редким гостям. Лошадей же наших увели подозванные им ранее послушники. Предложив чаю и получив положительный ответ, он поставил самовар в столовой, вход в которую был в том числе и из его келии.
После этого он вернулся и присел на деревянную скамью, что растянулась аж на две стены и, судя по всему, служила ночью кроватью. Помимо скамьи, в кельи были стол, стул и огромный деревянный шкаф, уставленный ветхими фолиантами. На большом окне не было ни тюли, ни какой тряпки. И без того помещение было темным, подходящим только для затворников, на которых отец Григорий не был похож.
– Мы ищем одного человека – Людвика Мазовецкого. Это лях, что бежал из тюрьмы.
– Хорошо, но позвольте сперва полюбопытствовать: кто ваш немногословный спутник?
– Это Ян Мостицкий, – начал отвечать капитан. – Он составил компанию Людвику, которого мы теперь ищем.
– Вот оно что. Хотите и второго добить?
– Нет, хотели бы взять его живым, правда, он ранен.
– Значит, дороги не выдержит?
– Какая разница? – вмешался я. – Если вы знаете, где он или укрываете его, то это преступление. Не заставляйте нас применять силу, отец.
– Спокойно, спокойно, – улыбнулся Григорий. – Его здесь нет, а даже если бы и был, то я бы вам его не выдал. Однако же мы сделаем вот как: вы пойдете и проверите все кельи и храм, а я сделаю вид, что это вышло случайно, без моего ведома.
– Спасибо, отец, – сказал капитан и переглянулся со мной. В ответ я ободряюще кивнул.
Мы действительно прошлись по всему монастырю, но куда бы ни зашли – везде было пусто. Немногочисленных послушников наша активность не смущала, они даже оказывали нам помощь. Когда поиски были окончены ничем – капитан грозно топнул и воскликнул: « Боже, ну не сквозь землю же он провалился».
« А может и сквозь. Быть может, рухнул где-то по дороге, а мы его и не заметили, или проскакал этот монастырь, что тоже немудрено» – думал я в ответ.
Так или иначе, мы были огорчены. За то, что нашли лишь одного, Богдан Всеволодович выплатит только половину суммы, хотя важнее здесь репутация. Как-никак раньше таких оплошностей я не совершал.
Позже мы сидели с отцом Григорием в столовой и пили пустой чай.
– Знаете, отец, не понимаю я, как можете вы так вот жить, – начал я разговор, пока Сохачевский в расстроенных чувствах цедил второй стакан.
– Без молока?
– Нет, вообще вот так, – я показал руками наше окружение. – В том числе и без молока.
