– Наташа, – перевел взгляд с косточки на девушку Урбан, – в каком институте вы учитесь?
– В медицинском, на сангике, – гордо ответила Наташа.
– Вы Шекспира читали? Гамлета?
– Ни Шекспира, ни Гамлета я не читала, мне некогда, – гордо ответила Наташа, – я врач! Я медицинскую литературу читаю!
Никогда еще Трубников не видел друга таким беспомощным и растерянным. Урбан судорожно сглотнул слюну и передал детективу кость, словно величайшую драгоценность:
– Это кость человека. Фаланга пальца.
– Надеюсь, это не наш дедушка, – с опаской сказала Лена, – а кости животного? Маленькие косточки. Черепушка маленькая. Пуделек меленький беленький. Меня сейчас стошнит!
Лена убежала к забору, расстегнула куртку.
– Что это с ней? – удивился Алексей, – почему ее тошнит? Колбаса свежая, пельмени хорошие. Беременная? Кому это вы названиваете? – он с подозрением смотрел на Трубникова, – мы с Наташей сейчас уезжаем, и вам пора.
Трубников не обращал на него внимания, говорил с кем-то по телефону, диктовал адрес Самоковских.
Начала с попрошайничества, закончила убийством
В этот день Трубников познакомился со следователем. Патологоанатом, приехавший с ней, после нескольких часов «археологических раскопок» обнаружил еще несколько маленьких косточек человека и коронку. Осталось только сравнить формулу зубов из стоматологической поликлиники, где лечил зубы Валерий Михайлович, с обнаруженной коронкой.
У Урбана разболелась голова. Он не понял, чем вызвана боль: диалогом с Наташей или косточками несчастного деда.
– Обидно, сказал он, когда они с Трубниковым и Леной ехали домой в Ростов, – за державу обидно.
Трубников молча вел машину. Лена погладила Урбана по плечу:
– Лена, Леночка, мы с тобой успеем в отпуск! Подышу свежим воздухом, приду в себя. Ты понимаешь, все трубят об обнищании народа, а ведь духовное обнищание намного страшнее!
– Духовное обнищание? – спросил Трубников, – это ты о России или обо всем современном мире? Америка, Европа?
– Европа, – потер виски Урбан, – ни в какой стране Европы бабуля Самоковская не смогла бы собрать милостыню даже на кусок хлеба! Церковные храмы, костелы продают за бесценок! Давно нет прихожан, все храмы живут за счет прихожан. Без прихожан, без паствы храму нечем платить по счетам, не за что делать ремонт, без него храмы разрушаются. Чтобы сохранить, их продают за бесценок. Новые хозяева устраивают в алтаре ресторан. Почему такое происходит, откуда пошло и когда началось? Смею предположить, что начало конца обозначилось, когда в XX-ом веке многие страны Европы на государственном уровне провозгласили толерантность. Нет, я не против толерантности! И все же должна же быть идейная и духовная основы общества! Без национальной идентификации как жить? Без национальной идеи?
