— Извините, мне нужно в туалет.
Афтон собиралась пойти со мной, отодвигая свой стул. Я покачала головой, останавливая ее, и ринулась в уборную со стучащим в ушах сердцем.
Ноги онемели и с дрожью удерживали вес. Я прислонилась к двери, пытаясь успокоить порывистое дыхание. Паника оказалась сумасшедшей вещью. Она нахлынула без предупреждения. У меня было несколько панических атак после смерти матери, но такого больше не случалось, с тех пор как я начала заниматься спортом. Это научило, как освободить голову, успокоиться дыхание и контролировать зверя внутри.
Потрепанная фотография цветов висела на стене в маленьком туалете. В комнате была только одна кабинка, раковина и искусственное растение. Я заперла дверь и склонилась над раковиной.
Мне нужен отец.
Слезы жгли веки. Я поймала их кончиками пальцев, прежде чем они пролились, и стала изучать свое отражение в зеркале. В зеленых глазах появились красные прожилки, а лицо стало бледнее обычного. Голова пульсировала, и я распустила свой тугой хвост. И быстро осмотрела себя.
«Думай только о деле, Джиа».
Я теряла контроль.
— Почему никто не сказал мне о нем? — произнесла я, будто мое отражение могло слышать меня. Затем покачала головой и потянулась к крану.
«Я говорила тебе, малышка». Я вздрогнула от маминого голоса. Он казался таким реальным. Живым. Я оглядела пустую комнату. «Моя мать только у меня в голове. Я сейчас определенно на поезде для чокнутых».
Однажды во время сказки на ночь, я спросила маму, как выглядел мой отец. Она коснулась моего носа и сказала, что у него такое же спокойные зеленые глаза, как и у меня. Я разглядывала свое лицо в зеркале. Цвет моих радужек, слегка вздернутый нос и полные губы… все как у него.
Ладно, он может быть моим отцом. Что теперь? Я должна разузнать все возможное о Керриге и его мире. Мне нужно знать правду.
Когда я вернулась к своему месту, Ник, Афтон и Керриг уставились на меня, как на душевнобольную, только что выпущенную из психушки.
— Что? Я в порядке, — бросила я.
— Я хочу кое-что показать тебе, — сказал Керриг. Он достал бумажник из внутреннего кармана пальто, вытащил потертую фотографию и пододвинул ее ко мне. Края были оборваны, а цвета потускнели. Молодой Керриг лучезарно улыбался на снимке, обнимая за плечо мою мать. Ее живот казался огромным и круглым, а улыбка широкой и сияющей.
Я никогда прежде не видела свою маму такой счастливой на фотографиях. У нас дома было мало снимков с ней. Зато огромное количество со мной и отцом. Все их сделала моя мама. Она избегала камер, и теперь я понимала по какой причине… чтобы не светиться. Но почему?
