– Сдается мне, без носа она много не нагрешит, – прибавил он под конец и мрачно замолчал.
Среди приближенных графа Жана имелся один незнатный и небогатый рыцарь по имени Ален де Мезлоан, и звали его так не потому, что он владел замком Мезлоан, а потому, что он там родился.
Этот Ален участвовал в нескольких войнах вместе с графом Жаном и в последней был так сильно ранен, что совершенно утратил зрение. Волосы у него были жесткие, светлые, глаза затянуты бельмами, лицо суровое, с тяжелыми чертами, но вместе с тем видно было, что в молодости был он мужчина хоть куда. Лет ему было около сорока.
Когда дама Азенор оправилась от болезни и повязки с ее лица сняли, граф Жан велел ей явиться к нему. Все это время она жила в Ренне в доме у лекаря, занимая небольшую комнатку, где за ней ухаживала специально нанятая для этого девушка.
Дама Азенор закрыла лицо вуалью и так предстала перед графом. Тот же приказал ей снять вуаль.
– Мессир граф, возможно ли это? – тихо спросила дама Азенор.
– Вы больше не бойки, как бывало, дама, – с презрением ответил граф. – И все-таки осмеливаетесь мне перечить. Радуйтесь, что я не сжег вас на костре, как ведьму, и не сварил в котле, как предательницу! Ведь волк, который укусил вас, – бисклавре, а укусы бисклавре, как говорят, превращают человека в чудовище.
– Но это неправда, мессир, – пролепетала бывшая Прекрасная, а ныне Безносая Азенор. – И вы сами можете в том убедиться. Уже миновало несколько лун, но ничего, кроме обычного, что случается с женщинами, со мной не происходило. И я не оборачивалась волчицей и не испытывала невыносимого голода, утолить который можно лишь человечиной.
– О, так вам и это известно? – нахмурился граф. – Что ж, вы действительно должны быть мне благодарны за то, что я сохранил вашу никчемную жизнь. Впрочем, сделал я это не потому, что пожалел вас, как я уже и говорил, а из уважения к сиру Эрвану: он пощадил вас, и я уважаю его волю. Ибо он, хоть и бисклавре, но верный вассал и добрый человек, который всем сердцем любит Бретань и меня.
– Ах, ваша милость, ведь вы не верили в бисклавре! – заметила дама Азенор, сильно волнуясь.
– Я не верю пустым россказням, – ответил граф Жан, – однако весьма охотно верю собственным глазам. А теперь снимите вуаль!
Видя, что деваться некуда, дама Азенор подчинилась и открыла графу свое уродство. Несколько мгновений граф рассматривал ее, так что глаза Азенор наполнились слезами, но ни следа сострадания в лице сюзерена она не заметила.
