Баба Уля была обычной деревенской «чёрной женщиной». Жила с дедом Васей в двухсотлетнем пятистенке. Это такая изба, у которой четыре наружные стены и одна короткая, внутренняя. А напротив внутренней стены стояла русская печь и между ними неширокий проход. Получается, что изба стеной и печкой разделена на две половины. Русская печка своим окном шестка (это то место куда клались дрова, ставились чугунки, сковородки…, ну, в общем, рабочая часть) выходила в сени, а сам корпус печки (большая её часть) был в горнице. А про двести лет – это с даты сбора сруба, которая была вырезана на верхнем венце.
Вели нехитрое хозяйство, которое оставили им после «раскулачивания», сажали огород. Огород им оставили около четверти, от того что было. А то что было, так и стояло нераспаханное и заросшее. От забора и до самого Чулыма. Ухаживали за скотиной. Дед Вася работал бакенщиком – расставлял, собирал и зажигал бакены на Чулыме. Бакен – это речной навигационный знак.
Баба Уля пекла блины в русской печке. В русской печке блины переворачивать не нужно. Они сразу пекутся с обоих сторон. А ещё у бабы Ули была оловянная ложка. Очень похожая по форме на деревянную, но оловянная. На ложке была выцарапана надпись: «Вася пулемётчик». И на кухне был тесак, на котором было несколько желобков, маленький, но чёткий, орёл со свастикой и надпись на немецком.
Когда я был маленьким, то совсем не знал немецкого, а когда вырос побольше, то учил (точнее меня учили), но так и не знал. Поэтому надпись помню, но что было написано, не знаю. Бабушка им шинковала капусту. Это кто-то из её братьев привёз с войны. Я не знаю сколько у неё было братьев. Отец рассказывал, что все вернулись, но очень быстро умерли. Потому что все были ранены. А ложка и тесак остались.
Отец не очень любил приезжать в деревню. К своей маме, моей бабушке, приезжал, а с деревенскими, тёплых отношений не было. Всё своё детство он был «сыном врага народа». И отношение было соответствующее. От отца, моего родного деда, он не отказался. Была и такая мера воздействия. Отказался и ты уже не сын врага народа, а герой и даже патриот. А он не отказался, ну и правильно сделал. Было нелегко, не физически, а морально, поэтому, как только выпала возможность, уехал в город Ачинск, на мелькомбинат. Заодно и свидетельство о рождении получил.
Он родился 14 ноября 1928 года, а свидетельство выдали 16 февраля 1943. Т.е. в 15 лет. Я слабо представляю, как тогда учитывалось народонаселение, но то, что свидетельство о рождении выдавали не сразу, а только когда получалось вырваться из деревни зафиксировано документально – в свидетельстве. Вероятно, сейчас, такую, очень запоздалую запись в книгу актов гражданского состояния и выдачу свидетельства о рождении можно было бы ознаменовать фразой «Теперь Добби свободен!». Но тогда всё это было очень серьёзно. И паспорта были зелёными. У деревенских их не было. А тому, кто всё время (безвылазно) жил в деревне, не выдавали ни паспорта, ни свидетельства.
