– Ты права, дорогая Ноу, – сказала девушка, – слова твои придали мне силы!
– Ну а теперь, когда ты несколько успокоилась, – продолжала Нехушта, – я сообщу тебе об одном важном деле. Ессеи, принимая нас в свою общину, поставили строжайшее условие, что ты останешься у них только до 18 лет. Но этот срок минул уже почти год тому назад, и, хотя ты ничего об этом не знала, вопрос основательно обсуждался на совете.
– И мы должны будем покинуть этот дом, Ноу?! – воскликнула девушка, для которой это затерявшееся в пустыне селение было целым миром, а эти добродушные старцы – единственными друзьями. – Куда же мы с тобой пойдем, Ноу? Ведь у нас нет ни дома, ни друзей, ни денег!
– Не знаю, дитя. Но, без сомнения, и в этой стене мы должны найти калитку. У христианки много братьев, и для нее всегда найдется приют. Кроме того, с твоим искусством ты всегда сумеешь заработать себе в Иерусалиме или любом большом городе на пропитание. Да и я сберегла на черный день немало денег: почти все золото, данное Амрамом, цело, да и те деньги и драгоценности, которые капитан погибшей галеры оставил в своей каюте, тоже я сохранила. Да и ессеи не допустят, чтоб ты терпела нужду. Итак, дитя, не мучай себя заботой: ты без того утомлена сегодня, тебе нужно отдыхать. Ложись-ка спать, уже поздно!
С тяжким сердцем покидал Халев тихую деревеньку ессеев за час до рассвета после поединка с Марком. Дойдя до вершины холма, он обернулся назад и долго-долго смотрел на домик Мириам. В любви и в бою он был несчастлив; побежденный, униженный тем, что надменный римлянин подарил ему жизнь, чуя душой, что счастливый соперник овладел сердцем Мириам, Халев страдал невыносимо. Но страдание рождало в нем злобу, а эта злоба – силу.
Мало-помалу тени ночи бледнели; восток начал алеть, и дневное светило торжественно взошло на горизонте, озарив все своим золотым светом.
– О! – воскликнул Халев. – Я еще восторжествую над всеми, как это солнце восторжествовало над сумраком и мглой! Теперь я рад, что этот римлянин пощадил мою жизнь: настанет день, когда я отниму у него жизнь и Мириам! – И юноша, забыв про боль израненной руки, полный злобного торжества и зародившейся в нем надежды, чуть не бегом спустился с холма в долину и, бодро шагая, направился к Иерусалиму.
В пути он много думал и вступал в длинные беседы со всеми встречными, стараясь разузнать от них положение дел в Иерусалиме. Прибыв же, он разыскал дом бывшей своей покровительницы. Ее уже не было в живых, но сын ее принял его, обласкал и снабдил хорошим платьем и небольшой суммой денег, чтобы он мог подыскать себе какое-нибудь занятие. Однако, вместо того чтобы позаботиться об этом, Халев, как только зажила его рана, стал ходить ежедневно ко дворцу Гессия Флора – римского прокуратора, ища случая поговорить с ним.
