Мелодичный звон дверного колокольчика заставил его поднять глаза и нацепить на лицо приторно-сладкую улыбку, которая тут же исчезла, как только он увидел, кто к нему пожаловал.
– Чем могу служить? – спросил он не очень приветливо, но без настороженности или страха. Я объяснил это тем, что пройдоха ювелир привык иметь дело с такими неординарными личностями, как мы с Мишелем. Однако я недооценил господина Страчино, смелое поведение которого имело ещё одну причину. К сожалению, о ней я узнал несколько позже.
– У нас есть для вас кое-что интересное, – сказал Мишель, которому я поручил вести переговоры, отведя для себя роль наблюдателя.
– Покажите.
Мишель протянул ювелиру булавку.
– Ну, и чем же эта вещь, по-вашему, интересна? – спросил Страчино, вертя в лапах булавку с деланным безразличием.
Мишель немного растерялся.
– Ну как чем, – пробормотал он нерешительно. – Известное дело, своей ценностью.
– Ценностью? Не смешите меня. Краденая вещь не может быть ценной, потому что она краденая.
– Но эта вещь не краденая. Она принадлежит вот этому господину, – и он показал на меня. – Это фамильная реликвия.
– Тогда она тем более не может быть ценной, поскольку у этого господина, – тут он посмотрел на меня с пренебрежением, почти с брезгливостью, – ценных вещей сроду не водилось и водиться не могло.
– Значит, вы не купите её у нас?
– Отчего же, куплю. Но только, чтобы сделать приятное таким уважаемым господам, как вы, – и Страчино поклонился нам с насмешливой улыбкой. – И даже заплачу больше, чем она стоит.
– Сколько?
– Две кроны.
– Две кроны? Но это ведь грабёж средь бела дня! – воскликнул Мишель.
– Вот тут вы опять неправы. Грабить средь бела дня – это по вашей части. Я же, если господа запамятовали, всего лишь ювелир. Я делаю украшения и продаю их своим клиентам.
– Хорошо, – вмешался я в разговор. – Считайте, что мы передумали продавать булавку. Пожалуйста, верните её нам.
– Зато мы не передумали её купить, так ведь, Моисей? – обратился Страчино к своему помощнику.
Тот покачал головой:
– Не передумали.
– Вы ведёте нечестную игру, – сказал я.
– Тебе не кажется, Моисей, что этот господин нас оскорбляет?
– Кажется.
– А мы не любим, когда нас оскорбляют. С обидчиками у нас разговор короткий. Мы просто передаём их в лапы полиции.
Ювелир сделал знак своему помощнику, и тот вышел из лавки, звякнув колокольчиком.
Теперь ювелир остался один, нас же было двое. Я решил воспользоваться этим обстоятельством и перегнулся через прилавок, чтобы выхватить у наглеца булавку – и грудью упёрся в длинный ствол пистолета.
