Леля присела на кончик лавки. На бабушку она теперь не глядела, а глядела она на плясавший в печке огонь.
– Вопросы, – сказала сокрушенно.
Потвора молчала. Леля искоса глянула на бабушку и снова уставилась на огонь.
– И что молчишь? – сказала Потвора раздраженно. – Выкладывай свои вопросы.
– Я про навьев, баба. Своих мертвецов на кострах жжем, чтобы души их на небе с небожителями и пращурами пировали бы и прохлаждались. А чужих? Их, поди, тоже свои пращуры дожидаются?
– Вона, – удивилась Потвора. – С какой стати их жечь, врагов то? Пусть в земле тлеют, а души ихние пусть Семарглов кормят, росткам землю рыхлят, пребывают в хлопотах о воде для корней и в ином всяком у Переплута вечном холопстве… ты давай не крути, это ли для тебя вопрос, ты давай свой смущальный спрашивай.
– Ну, хорошо. А вот если не довелось сжечь хорошего человека, он тоже в навьи идет?
– Ты к чему это клонишь? – насторожилась Потвора.
– Не понимаю я, баба, – сказала Леля с отчаянием. – Как может быть, чтобы хороший – и в навьи? Вот, к примеру, уйди я в лес, хоть бы и по грибы, а меня в незнаемом месте деревом и задави. В краде огненной меня не сожгут и на погосте родовом рядом с пращурами не упокоят. И получится навья. Что же, приду тебе вредить?
Потвора тяжко задумалась.
– Не ты придешь, навья.
– Но навья эта – моя душа. А как же любовь? Выходит, не душа любит, тело, коли вместе с ним любовь истлевает?
– Я думаю так, сказала Потвора с осторожностью, – пращуры и навьи, это уже не… как бы сказать… ну вот ползет по дереву гусеница безобразный червяк. А потом из нее получается наикрасивая бабочка. Скажи, знает ли бабочка, с каким другим червяком-гусеницей она во время оно дружбу водила?
– Это очень грустно, – сказала Леля и шмыгнула носом. – Выходит, матушка забыла про нас с тобой?
– Тьфу ты, – рассердилась Потвора, – она что же, по-твоему, бабочка, или как? Я тебе к примеру говорю.
Леля подумала, нерешительно кивнула головой.
– Ладно, вроде бы, поняла я. А еще спросить можно? Про другое?
Потвора, скрывая облегчение, великодушно махнула рукой. Леля радостно поерзала на лавке, устраиваясь поудобнее, подперла щеку кулачком.
– А скажи-ка ты мне, бабуля, вот что. Над твердью над небесною плещутся хляби водные, тяжелые. Что же та твердь на землю не упадет?
– В кощунах говорится, что есть среди земли огромное до неба дерево. Оно и держит свод небесный.
– Так то же Дерево Жизни, – сказала Леля разочарованно. – Оно для листочков, для жизни человеческой. Оторвется листочек – кто-то умер, вылез из почки новый – народился.
