Ганс оцепенел, сжимая ее. Он держал ее, крепко-крепко, совсем не желая отпускать. Лицо его окрасилось мертвенно-бледным тоном, глаза – пусты.
– Не молчи, – она всхлипывала, все еще прикрываясь в его груди, – Прошу тебя. Пойми меня, это не твой путь. Это ведь война… Там будут люди!
Он расслабил хватку, отпуская ее.
– Я должен, – вытирая ее слезы, отвечал он, смотря ей прямо в глаза, – Я должен, Грета.
– Никому ты не должен! – она легонько ударила его кулаком, – Никому, слышишь? Ни-ко-му!
Он вновь прижал ее к себе. Она не смогла больше сдерживать эмоции.
– Все в порядке, – проговаривал он, поглаживая ее волосы, – Все будет хорошо, поверь мне. Совсем скоро. И мы вновь будем вместе
– Я не этого боюсь, Ганс., – тихо пробурчала она
– Но чего же тогда?
– Тебя., – она сделала минутную паузу, позволив себе успокоиться. Затем, вновь отступив от него, оттеревшись от слез, продолжила, – Война. Ты ведь знаешь, она никогда не меняется. Меняет всех. Но сама остается такой-же. Из года в год. Из столетия в столетие.
Он слушал ее внимательно, проглатывая каждое ее слово. Он вцепился в ее плечи, жадно смотрел в ее изумрудные глаза.
– Они ведь люди, понимаешь? – продолжила Грета, – Тебе придется убивать их. Убивать! И все только потому, знаешь почему? – он отрицательно покачал головой – потому, что тебе сказали это сделать. И им тоже. А у них есть семья. Дети. Они не хотели бы сражаться. И жены их, тоже. Как все остальные. Ждут их. Понимаешь?
Он продолжал смотреть на нее, будто бы слушая каждое ее слово и одновременно пропуская их мимо своих ушей.
– Я обещаю тебе, – после небольшой паузы проговорил Ганс, – Даю тебе свое самое честное слово. То самое, что ты получила от меня в начале нашей жизни. Получишь и в ее конце. Я тебе обещаю. На этой войне не погибнет ни один невиновный.
Она всматривалась в него. Ее лицо огрубело, те нежные черты, что всегда проявлялись в моменты особого откровения, в моменты жалости, вновь заменились повседневной маской.
– Ты мне веришь? – продолжил он
Она утвердительно покачала ему головой, затем, немного подтянувшись, одарила его поцелуем в щеку.
Она взяла его за руку. Тот поднял чемодан, последовав за нею.
– Почему именно Гёрлиц?
– Не знаю. Распределяют по разным базам. Меня – в Гёрлиц.
– Мобилизация. Какое страшное слово…
Приблизившись к колонне мужчин, которые, как можно было бы подумать, будто бы занимались каждый собственным делом, они приостановились, вновь схватившись за руки, вновь всматриваясь друг другу в глаза.
