Он вновь поднялся с кровати, восседая на ней. Вновь смотрел в одну и ту же точку в стене. Вновь старался собраться с силами. Вновь искал источник этих сил. Вновь искал причину, зачем стоит продолжать жить дальше. Неясно кто, неясно откуда, но каждый день, с каждым новым вздохом – он получал их. Он вновь поднялся. Вновь вздохнул. Вновь взялся за топор.
Дрова-то ему привезли. Но никто не удосужился их расколоть. Делать это зимой, на улице, казалось ему достаточно глупым. Поэтому он не стеснялся делать это прямо дома.
Искра – отсыпалась в печку. Отразилась в его глазах. Вторая – более сильная. Ушла в печку. Заложилась прямо ему в душу. Огонь. Зажегся в печи. Оказался внутри его сердца.
И вновь он был жив. И вновь он был готов бежать. И вновь он был готов улыбаться.
Теперь и не знал, надолго ли.
**************
Наверное, плен был бы более лучшей судьбой.
Наверное.
Он шел. Уже не помнил, сколько. Смотрел на свои часы – не видел времени. В глазах двоилось.
Он до сих пор не мог поверить, что все так обернулось. План был беспрекословным! Идеальным. Неужели машина проиграла плоти? Нет! Еще не проиграла. Германская боевая машина ошиблась в расчетах, но не сдалась. Она возвела величественную, беспрекословную, систематичную стратегию. И она споткнулась! О камень, что великие народы и умы тысячелетий изо дня в день проклинают. О камень, что кличат случайностью.
Он до сих пор не мог понять. Как такое возможно? Как идеальная система, как порядок, рациональность мог проиграть хаосу? Как машина смогла проиграть плоти? Это невозможно! Где-то явно допущена ошибка!
Допущена. Он был в этом уверен. Что-то произошло не так. Но не с ним. Не с Германией. Не с Верховным Канцлером. Он был прав. Они были правы. Система верна. Формула не имеет ошибок.
Все было сделано правильно.
Но что же тогда пошло не так?
Снег хрустел под его ногами. За плечем – М30 Luftwaffe. Знаменитое оружие унижения. Воспользоваться такой для летчика означает публично признать собственное поражение. Пасть в глазах боевых товарищей. Но он уже вовсе не был уверен, увидит ли он их вновь. Он уже не был уверен во всем.
Холод пробирал его насквозь. Пилотный костюм больше не защищал его. Подобно огню, он подбирался к нему со всех сторон, пронизывая заостренными кинжалами, но не протыкая насквозь, но, будто и правда пародируя своего пламенного собрата, лишь покрывая его собою.
Первые полчаса он еще был способен дрожать. Потом, будто перестав чувствовать что-либо вовсе кроме холода, будто бы его тело, смирившись с неизбежным наказанием за все его поступки, перестало проявлять признаки собственного страдания. Кажется, оно дальше лишь жило в них. Как тело привыкает к воде, так и сознание – ко встречи неизбежного.
