Бомбы упали. Будто в один момент звук от сотрясшихся снарядов, что, упавши в двух различных местах, разразились подле него. Его глаза, налитые слезами, его колени, павшие к земле, – все его существо было вынуждено лишь к одному. Было вынуждено смотреть.
Как бы он желал оказаться там! Он бился кулаками о землю, будто умоляя, заставляя Бога пощадить его – перенести туда, позволить принять эту ужасную участь вместе с этими людьми. Но она, будто бы всматриваясь на него со своей высоты, с мудрости собственного праха, отчетливо и твердо ему отказывало.
Огонь – он продолжал гореть. Вознесшись сначала к земле, своеобразно опыляя ее, становясь ее настилом, постепенно переносясь в юношу, жалкого, упавшего ниц к земле, только и способного смотреть под собственные ноги, что-то скромно бормоча.
Немногим позже описываемых событий, на известной базе в известном городе на границе Польши на скамье сидел один человек. Одетый в военную форму, благословляемый каждым из прохожих, что замечали его, радостно одаривали его улыбкой, можно было бы даже сказать, в некоторой мере фамильярно гордились им, – он смотрел в одну точку.
На часы.
Обычные карманные часы. Ничем не отличны от других, ни дешевые, ни дорогие, кажется, совсем обычные. С фотографией. Такой же, какой все сослуживцы имели привычку держать, отправляясь на фронт.
Он смотрел в нее. Не мог сказать, сколько. Час? Наверняка больше. Смотрел, и думал. Лицо его не изменялось. Оно будто застыло. Застыло во времени, механизм, что должен был управлять его мимикой, куда-то исчез. Пропал. А он, кажется, совершенно не волновался о этом. Просто смотрел. И сам, будто-бы пропал. Куда-то.
***********
Зима. Роковое слово того времени. Тогда, только-только вступившая в эру новых технологий и социальных устоев нация, переживала проблемы кодификации целой страны. Россия, что так привыкла жить мелкими общинами под сводом единого великого государства, пыталась привыкнуть к новой, европейской жизни – всем вместе. По соседству. Под одной крышей. В одном городе. Получилось не сразу. Вторая мировая сильно отсрочила реализацию этих планов.
Оставшиеся в разрознении, но при этом старавшиеся сохранить единость, люди выживали. Так они встретили зимы 1939 года. 1941. 1942. Постепенно – дожили до 1943. Слишком многие погибали. Слишком многих убивали.
Война была слишком дуалистична, чтобы судить о ней трезво. Безусловно, любой из ее участников описал бы вам ее с великой ангажированностью. Каждый начал бы тыкать пальцем, говорить – они виноваты! Они – причина наших бед! Но кто, какое действующее лицо не сделает подобного со своей конфронтующей стороной? Кажется, прошло столько времени, но даже сейчас настоящей, достоверной информации обнаружить о ней практически невозможно.
