Вот идет большая птица | страница 22



— Права ты была, ведьма. Всё сбылось, что предсказала. Но знаешь, другого мне и не надо.

И последняя сказочная принцесса, мечтательно улыбаясь, поправляет на носу очки, делает громче радио и штопает внучкино платьице. В мире, где нет места сказкам.

Страшная сказка

Ты последнюю ставишь точку,
Выткав сказку при лунном свете.
Ты счастливо ее окончил —
Чтоб не плакали ночью дети,
Только кто-то свечу уронит
И десяток страниц забелит:
Есть такие, кто точно помнит,
Как все было на самом деле…
Канцлер Ги — «Страшная сказка»

Я смотрю на свои руки. Любуюсь ими. На первый взгляд, руки как руки: изящные, девичьи, с тонкими пальцами и нежной светлой кожей. Но я знаю, какими они могут быть. С хищно скрюченными пальцами, крепко сжимающими рукоять ножа, и потемневшей от алых кровавых подтёков кожей. Такие свои руки я люблю, ими любуюсь. Руками убийцы.

Помню ли я, когда это случилось впервые? Когда среди скелетов в моём шкафу скрылась эта маленькая кровавая тайна? По закону жанра я должна сказать, что не помню, не знаю, как так получилось. Но это будет ложью.

Всё началось с отца. Да-да, именно с этого обрюзгшего, отупевшего борова, равнодушного ко мне и к моим чаяньям. Я никогда не была нужна ему. Сколько себя помню, он смотрел на меня, словно на пустое место. А когда умерла моя мать, окончательно отвернулся и перестал замечать. Не подходил, не разговаривал. Раздавленная горем, я ждала помощи и сочувствия. Не дождалась. Отец лишь твердил, что у него нет на меня времени, что государство, мол, важнее. Важнее родной дочери! Ну, разумеется, папочка, как скажешь!

Отец заронил в мою душу зёрна ненависти и злобы. Политые слезами обиды и горечи, они проросли и оплели моё сердце. Не было человека, который ненавидел бы сильнее, чем я. Не было в мире существа более ненавидимого, чем мой отец. Я холила и лелеяла свой гнев, пока ещё не осознавая, как сильно жажду дать ему выход.

А потом, в один далеко не прекрасный день отец женился. Внезапно, нелогично, нелепо! Как гром среди ясного неба. И она — его новая жена, замена моей матери — вошла в наш дворец хозяйкой, неприступной, гордой, величественной. Блистательная в своей красоте. Истинная королева, какой мне никогда не стать. В тот день я поняла: всем вместе нам не ужиться никогда. Либо я, либо они.

В ночь после их свадьбы я рвала и метала, разъярённой тигрицей блуждая по своим покоям. Я уничтожила все изящные фарфоровые статуэтки, которыми с маниакальным упорством украшали мою комнату, разорвала все бесполезные идиотские вышивки, которые мне полагалось делать. Ведь я принцесса, трепетная и нежная. Тьфу! Эта мысль стала последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Вся злость, весь гнев, вся ярость, что копились во мне годами, искали выход. И решение нашлось, элегантное в своей простоте. И в душе моей воцарился краткий покой.