Энжела его знаком остановила. Она положила одну руку ему на запястье, а другой допила из фужера. Она очень недолго и тонко посмотрела на Грина. Я лишь в этот момент заметил, что их кители чем-то схожи. Даже выбранный ими когда-то цвет был почти одинаковым.
– У вас что, собрание клуба? – спросила она. Было видно, что она немного удивлена тому, о чём начал говорить Грин. Это и в самом деле было не к месту, я её немного понимал, и поэтому сам ответил на её вопрос.
– Нет, конечно, – ответил я, – Я не знаю, зачем он спрашивает об этом именно сейчас.
– А вы как думаете? Стоит? – она адресовала повторно мысль Грина мне, проигнорировав то, что её вообще-то тоже спросили.
– Я как думаю? – о таких вопросах я задумывался лишь на посиделках, в свободное от них время подобным фантазии меня не посещали, так что я слегка замешкался и ответил неуверенно, – Стоит… Наверно.
– Вы сомневаетесь? Почему? – она посмотрела мне глубоко в глаза. И также, как тогда в лифте, мне не захотелось врать и изворачиваться. Но сейчас у меня не было ответа, правда, появилось желание его найти. «С какой долей вероятности такой вот Грин может встретить такую Энжелу?» – пришло мне в голову вместо искомой мысли.
– Возможно, потому, что сдаваться не стоит. То, что картину никто не увидит, ещё не всё. Есть собственное мастерство. Может следующую удастся написать не в подвале. И тогда мастерство обязательно пригодится. И для себя, наверно, тоже можно писать. Ведь если хочется, то не всё ли равно – подвал или нет? – я старался отвечать, но было видно, что я больше рассуждаю, чем говорю собственными убеждениями. Было видно, что ответ родился только что, без какой-либо предыдущей работы.
– Но зачем для оттачивания мастерства писать именно прекрасное? И почему, если хочется, нужно гнаться именно за ним? Для мастерства можно писать этюды, а для себя прекрасное зачем, если оно итак в вас и для вас лично выражения не требует. Вы ведь сами для себя понимаете: что прекрасно, а что нет. Пусть это субъективно, но в отношении к прекрасному всегда так, его объективно не оценить.
Сразу с этим было трудно спорить. Но, глядя на неё, хотелось. Правда, лишь только для продления беседы. Жесты и голос её немного завораживали, но с этим ещё можно было справиться. С тем, что уходить уже никуда не хотелось, справиться было почти невозможно. Но надо было держаться, а значит, надо было парировать.
– Но как же можно стать мастером, не создав хоть раз прекрасное? Если ты хочешь им быть, это надо доказать или проявить. Нельзя же считаться мастером только из-за своих убеждений. Но в этом-то и вся суть: прекрасное просто так не создать. К нему придётся проделать путь, с ошибками и ложными направлениями. И от идеи до картины, даже если ты и мастер, тоже придётся идти. Так чего ж не писать? Если кисти и холст имеются, да? – последние слова были обращены к Грину, чтобы и его втянуть в разговор, но он сидел явно довольный беседой, которая проходила без него. Поглядывая на него, Энжела тоже улыбалась. Правда, не было понятно – чему?
