Как же было очень больно смотреть на всё это, слёзы текли ручьём. Отворачиваться нельзя, нас заставляли смотреть только вперёд, на уничтожение людей, как они говорили. Тех мужчин одели, в прямом смысле этого слова, на обтёсанный берёзовый кол и замотали шпагатом, чтобы не брыкались…
Ужас!!! Руки примотали к телу, ноги к колу и опустили их в горящий котёл с жидким стеклом, содержащий зачем-то сахарный сироп и, резко вытаскивая из него, выдували, точнее сказать вдували в тех людей, во все человеческие щели…, покрывали сверху смесью смолы и дёгтя…. Им было всё равно. Твари!!!!
И всё!
Один из них сразу хотел убиться и бросился под вагон, проезжающий мимо нас с товаром для одной крупной компании, и …, и ничего! Он остался живой! Да, живые будут все, но после такой экзекуции жить-то и вовсе не захочется…
– Все Вы, гости в этом бренном Мире! – Обратился чей-то голос свыше, он был грубым и жёстким. – Хотите жить? Так живите вечно!
Потеряла сознание, сколько пробыла без него, я не знаю. Вокруг меня были одни кирпичные стены, четыре кирпичные стены! Ни окна, ни двери и даже нет маленькой дырочки! Был один лишь стул….
На ногах ничего; руки, обвязанные верёвками, но не вместе, просто типа браслеты. Это уже легче, но не совсем…
Взяв стул в руки и ломаю его об пол со всей дури поломанной частью пытаюсь обрезать верёвки с запястий, но не очень получается. Бросаю и начинаю ломать стены, а точнее сокрушать половиной от стула, вернее тем, что от него уже осталось. Громкий щелчок из ниоткуда и стены стали сближаться….
Ни хрена вам!!! Со мной так не пройдёт!
Беру уже саму ножку от стула и со всей дури бью об кирпич. В начале ноль, пустой ноль от бублика…. И, в конце концов, кирпич стал поддаваться моим ударам. Малая стена рушится. Пытаюсь вылезти…. – Ура! Свобода!!! – В душе крикнула я.
– И всё же, есть творцы своей жизни! – Воскликнул тот же голос так же из ниоткуда, в след моему побегу из этого ужасного плена. Ненавижу!!!
Лучше бы в лес сходила!
Возвращаясь с завода, где перестраивали людей, думала только о том, чтобы поскорее добраться, хотя бы к первой попавшейся речке. А лучше, конечно же, родной душ!
Я не летела, не было сил. Шла босая и оборванная, куда глаза глядят, а точнее туда, куда внутренний голос подсказывал. Думать не хотелось, душа рвалась, слёзы опустошались. Уже не чем было плакать. Мне было плевать на всё. Когда дошла до железнодорожных путей, уже не было никаких сил. Наконец почувствовалось легкое дуновение ветерка. Уже темнело. Благо недалеко от путей виднелась небольшая рощица, где был маленький пруд. Решив, что будет лучше остановиться здесь, что я и сделала, и для начала окунулась в тот самый водоём. Искупавшись, прилегла меж кустов боярышника и не заметно для себя самой, уснула до первых лучиков солнца.
