Мой друг МПС и все, все, все… (Из записок старого опера) | страница 51
После этого мы обговорили время и место следующей встречи и попрощались. Было ясно, что Востров Валерий говорил правду про своих гостей.
Приехав в управление, от дежурного мы узнали, что на свалке за городом поздно ночью обнаружили два неустановленных женских трупа. Оперативная группа туда уже выехала. Изучив сводки за последние дни, я увидел сообщение о пропаже частного извозчика-таксиста. Без сомнения, нам было понятно, что это дело рук «гостей» Востровых.
Возле дома Востровых выставили наблюдение из числа опытных оперативников и засаду в доме. Я же поехал на свалку, где работала оперативная группа.
Огромная территория свалки находилась в семи километрах от города и граничила с лесным массивом. Тут жили люди без определённого места жительства – мы их называли коротко бомжами. Они проживали на границе с лесом в выкопанных землянках. Там же лежали топчаны, располагались столы, полки, на которых была необходимая посуда, остатки еды. Одевались и питались эти люди тем, что обнаруживали на свалке. Целыми днями они копались в отбросах, чтобы найти что-то необходимое для их существования.
Вот они-то и обнаружили два трупа женщин. Сотрудники оперативной группы опрашивали нескольких человек, которые жили на свалке. Я же направился к отвалам из железобетонных кусков и плит. Меня привлекла огромная узкая железобетонная плита, которая торчала из земли и обломков под углом, уходившая к небу и напоминающая какое-то фантастическое стартовое устройство для летательного аппарата. В верхней части, на самом её краю сидел, сгорбившись, человек. Уже светало, и на фоне восходившего из-за леса солнца эта картина выглядела как-то необычно. Я, обратившись к неопределённого возраста женщине в грязном и древнем, как и она сама, капоре на голове, спросил:
– Кто это сидит на плите?
Она же, шамкая беззубым ртом, ответила:
– Да это Профессор. У него, батенька, с головой тютю, – она покрутила грязным пальцем у своего виска и продолжила, – он постоянно по цельным утрам сидит там, видимо, кайфует в одиночестве. Да и пусть себе сидит – он нам не мешает. Он тихий, мухи не обидит.